Девушка выбирает судьбу - [76]

Постепенно я прихожу в себя и перестаю краснеть, разговаривая с ней. Иногда я заворачиваю за ней в ее аул. В юрте мы вместе читаем книгу. Мать девочки угощает меня айраном, он такой густой, что ложка торчком стоит в чашке.

Девочку зовут Сымбат — «Красивая». Редко кому так подходит имя. И голос у нее густой, приятный. Она спрашивает у меня незнакомые ей буквы. Я хоть и сам еще не силен в грамоте, но стараюсь разъяснить. К счастью, никто не проверяет меня.

Отчим был против моего учения только потому, что некому будет поливать и полоть огород. Но я учусь лишь до обеда. Придя из школы, я наскоро закусываю и, прихватив с собой сумку с книгой и тетрадями, бегу в поле. Там, у нашей бахчи, я устроил себе шалаш. Бросив сумку, начинаю поливать арбузы, дыни, пропалывать тыквы. По краям поля я соорудил четыре пугала-вертушки от воробьев.

Уже к вечеру прекращаю работу, забираюсь в шалаш и читаю букварь. Время от времени кручу трещотку, отгоняя птиц, слетающихся клевать стебли растений. Домой обычно возвращаюсь с восходом луны. В голове путаются какие-то рифмы, отрывки из прочитанного. Бешено колотится сердце, словно хочет улететь в неведомую даль…

У нашей речки сатанинский характер. Иногда она вздувается и выходит из берегов в середине лета. Только вчера в ней было воды по щиколотку, а сегодня, чтобы перейти ее, нужно задирать рубашку до пупка.

Как-то раз я зашел к Сымбат и засиделся. Нужно сказать, что уже на второй день занятий все мы поснимали новую одежду и стали носить старые залатанные штанишки. Выйдя от Сымбат, я подтянул штаны и вприпрыжку помчался к речке. Вода в ней потемнела и бурлила, смывая берега. Что делать? Пришлось снять штанишки, задрать рубашки и идти на ту сторону, подняв над головой сумку с букварем.

Но, не дойдя до середины, я увидел, что вода достигает подбородка. Я вернулся назад, сбросил всю одежду и намотал ее себе на голову. Туда же приладил и сумку. Течение оказалось очень сильным, но, плывя наискосок, я вскоре почувствовал ногами дно.

Уже выходя на свой берег, я вдруг увидел громадную щуку. Она трепыхалась у самого берега с большим сазаном, застрявшим у нее во рту. Мог ли спокойно смотреть я на такую добычу? Забыв об одежде и сумке на голове, я бросился к щуке. Но стоило протянуть руки, как щука оживала и отплывала на три-четыре метра в сторону. Неловко наклонившись, я вдруг почувствовал, как узелок соскользнул с головы в воду. В последний момент я поймал его и, проклиная щуку, вылез на берег. Тетради в сумке оказались сухими, но букварь намок, особенно первые страницы…

Не было предела моему горю. Подложив траву, я начал сушить букварь. Высох он быстро, но страницы сделались желтыми, а картинки поблекли. Что я скажу теперь учителю? Как буду учить уроки с Сымбат? Грязнее всего оказалась та страница, которую мы в те дни читали!..

Через день я снова был у речки. Вода в ней была тихая, светлая и опять еле доходила до щиколоток. Я загрустил еще сильнее. Кто поверит, что я вымазал букварь, переплывая речку?

И тут я впервые почувствовал что-то неладное с ухом. Сперва мне показалось, что я вчера набрал в него много воды. Но сколько я ни прыгал на одной ноге, боли не прекращались. К вечеру ухо так разболелось, что я не смог уснуть…

Это были страшные полмесяца. Бабушки не было дома, и я сказал о своей болезни отчиму и матери. Они отмахнулись от моих приставаний. Вскоре я перестал слышать на это ухо, а от боли терял временами сознание.

— Так тебе и нужно! — ругала меня мать. — По целым дням не вылазишь из воды, как головастик…

Теперь я уже не мог спать по ночам, а когда становилось невтерпеж, плакал. Все казалось мне, что какое-то чудовище проникло в мое ухо и шевелится, копошится там, гложет его изнутри. Но хуже всего было то, что никто даже не интересуется, не верит, не сочувствует.

По дороге из школы я зашел как-то к нашему родственнику Баймурату. В этот день неведомая тварь так страшно ковырялась в ухе, что у меня все время кружилась голова и темнело в глазах. Стало ясно, что я не дотяну до дома. Хозяйка, миловидная, участливая женщина, хорошо приняла меня, угостила жареным пшеном со сметаной, но мне было не до еды. Я притулился у ее порога и пробредил всю ночь. Стоило мне вздремнуть, как начинало сверлить уже прямо в мозгу. Я вскакивал со страшным криком и тряс головой…

Утром тетка подошла ко мне, вывела на улицу, ближе к свету:

— Что случилось с тобой, бедняжка?.. А ну-ка покажи свое ухо, возможно, там скопилась сера…

Но едва она коснулась рукой уха, я подпрыгнул от неимоверной боли. Не обращая внимания на мои вопли, она сунула в ухо палочку и в ужасе отшатнулась:

— О аплах, да у тебя в ухе завелись черви!

Она завела меня обратно в юрту, где дядя в это время клал за губу насыбай — мелко толченый табак со всякими острыми специями. Тетка высыпала из его бутылки этот насыбай, сделала густой раствор и, положив меня на бок, несколько раз до краев наполняла и опорожняла больное ухо. После этого боль пропала, и я уснул мертвецким сном. Говорят, что я проспал больше двух суток. Хозяева испугались за меня и тормошили несколько раз. Но я все спал.