Девушка выбирает судьбу - [147]

— Если я не ошибаюсь, а вы знаете, что я вообще не ошибаюсь, Гульзира приняла твое приглашение с радостью. Видать, ее тут уже кое-чему научили. Я это понял, когда она к нам прибежала чуть ли не нагишом.

В это время послышался стук в дверь. Шалаубай так растерялся, что закрыл лицо руками. Танаубай самодовольно осмотрел свой наряд, потом стол и только тогда направился открывать дверь.

— Что, джигиты, долго пришлось ждать? — весело спросила Гульзира, входя в комнату. И взглянула на ручные часы. — Нет, я вовремя. Танаубай сказал — к девяти. А на моих ходиках еще без пяти девять…

— Гульзира, проходи, дорогая, мы были готовы ждать тебя хоть до утра…

Танаубай галантно взял девушку под руку и усадил ее за стол. Сам сел рядом. Шалаубай и Сейдахмет устроились на краешке кровати. Танаубай ловко откупоривал бутылки и наполнял рюмки.

— Друзья, в народе говорят, что самое тяжелое наказание — смотреть на еду, которую не можешь съесть. Первый тост предоставим Гульзире!

При этих словах Танаубая Шалаубай громко захлопал в ладоши. Хозяин тоже несколько раз хлопнул. И только Сейдахмет был угрюм. Ведь с таким трудом выбрались из аула. И вместо того, чтобы денно и нощно готовиться к экзаменам, затеяли какое-то глупое пари.

Гульзира заметила его состояние и участливо спросила:

— Сейдахмет, тебе нездоровится?

Шалаубай сострил:

— Вчера он много употребил свиного сала, а теперь вот мучается.

— Не равняй всех по себе. У меня зубы болят.

— Дорогой друг, — вмешался в разговор Танаубай, — выпьешь стаканчик-другой, и все как рукой снимет!

— Что ж, налейте!

— Давно бы так! Недаром же я так радовался, когда ты родился…[77]

— Шалаубай, послушаем Гульзиру, ей же предоставлено слово, — начал урезонивать Танаубай слишком рано разошедшегося приятеля.

Шалаубай ладонью закрыл рот.

Гульзира встала и густо покраснела от волнения. Потом вытянула руку с рюмкой и тихо произнесла:

— За счастье всех наших одноклассников!

— Ура! Да здравствует Гульзира! — воскликнул Шалаубай и первым встал с места. Все четверо опорожнили свои рюмки. Сейдахмет впервые пил водку: ему показалось, что он проглотил волосяной аркан, на глазах невольно выступили слезы.

— Я предлагаю Шалаубаю больше не наливать, — заметил он, — а то так разболтается, что не даст никому слова сказать.

— По какому праву? — возмутился тот. — Это тебе не надо больше наливать: пьешь в первый раз и можешь натворить всяких глупостей.

— Всем хватит понемножку, а если что — ресторан рядом. Кому не стоит много пить, я знаю, — и Танаубай снова наполнил рюмки.

— Следующее слово пусть скажет сам Танаубай, потом я, потом Сейдахмет, если он после третьего тоста еще будет держаться в вертикальном положении.

— Нет, пусть Сейдахмет скажет сейчас.

После двух-трех рюмок молодые люди еще больше оживились. Гульзира начала весело рассказывать о своих подругах, и все смеялись от души. Она держалась свободно, шутила, острила. И болтливый Шалаубай сразу притих.

Заразительный смех и веселые шутки Гульзиры раскачали и Сейдахмета, державшегося как-то отдельно и с недовольным видом. Танаубай сиял. Он был почти убежден, что выиграет пари. Ему без труда удалось рассмешить своих приятелей воспоминаниями о странностях учителей, которые их учили на протяжении десяти лет.

Шалаубай хищным взглядом окинул стол: все вкусное уже было съедено, почти вся водка выпита, осталось только красное вино и бутылка шампанского. Он покрутил ее и эффектно выстрелил пробкой в потолок: па-ах! Но кончилось и шампанское. Теперь Сейдахмет передразнивал Шалаубая, вспомнив, как в седьмом классе он на школьном концерте спел песню козлиным голосом. Танаубай и Гульзира покатывались со смеху. Шалаубая это больно задевало, но он не подавал вида и хихикал.

Когда смех несколько затих, Шалаубай подмигнул Танаубаю и для убедительности ткнул его большим пальцем в бок, мол, не забывай, зачем собрались.

В последний момент Танаубай как-то растерялся и сник. Но он джигит: раз сказал — надо сделать. А изрядная доза спиртного прибавила ему храбрости. «Если не получится, скажу, что пошутил», — решил он про, себя и крепко поцеловал в губы Гульзиру, которая ни о чем не подозревала.

Гульзира гневно вскочила с места. Ее большие, чуть раскосые черные глаза блестели, как острие бритвы, и она трижды с силой ударила Танаубая по лицу.

Защищаясь, Танаубай резко наклонился к тумбочке и невзначай задел настольную лампу с абажуром. Та грохнула об пол и разлетелась вдребезги.

Не прощаясь ни с кем, Гульзира выскочила из комнаты и хлопнула дверью так, что стены задрожали. Вслед за ней выскочил Сейдахмет.

Как на грех, в этот момент в комнату ворвалась толстая, в самодельных черных кудряшках дежурная.

— Разбойники! Негодяи! Что вы наделали?! — завопила она, увидев разбитую лампу. — Когда вы прекратите портить имущество гостиницы? Вас, головорезов, давно бы следовало отсюда выселить!

Танаубай и Шалаубай стояли, как провинившиеся школьники.

— Сейчас же уплати сто пятьдесят восемь рублей, иначе позову милицию! — приказала дежурная, грозно подбоченясь.

Танаубай, ни слова не говоря, выложил сто шестьдесят рублей, а Шалаубай бросил около пятидесяти копеек мелочи.