Девушка выбирает судьбу - [119]

Я все еще стоял в передней, не зная, что делать. И вдруг старуха принялась такими словами честить Гульжан, что лицо мое вспыхнуло, как огонь. Вслед за этим послышались тупые удары.

— Бей… Бей ее!.. По морде бей, пусть она издохнет, проклятая! Что же ты?.. Ничего ей не сделается, не бойся. Только умнее будет… И медведя обучают палкой!

Словно пушечное ядро, влетел я в комнату и стал на пороге. В ту же минуту ко мне подскочила старуха и начала тыкать растопыренными пальцами в глаза:

— Кто тебя звал сюда? Проваливай… Проваливай, бездомный щенок, а то света навеки лишу!..

Мне показалось, что сама баба-яга из сказки наступает на меня. А с другой стороны уже подскочил с кулачищами хозяин дома. Я в страшном испуге выскочил наружу и закричал:

— Милиционер!..

И тут вслед за мной вышла Гульжан-апай. На ней лица не было, но она старалась казаться спокойной.

— Голубок мой, Темеш! — сказала она тихо. — Не надо звать милиционера. Мало ли что случается в доме!..

Я понял, что это старуха с сыном заставили ее так говорить.

— Ладно, раз вы просите… — голос мой дрожал, и глаза были опущены в землю. — Ладно… Не стану звать милиционера…

Помню, я был ужасно расстроен тем, что не могу ничем помочь Гульжан-апай. И вдруг понял, что люблю ее, как может любить четырнадцатилетний мальчик взрослую женщину. Я ушел подальше от людей и один переживал случившееся.

«О, будь я взрослым джигитом, то показал бы этому слюнявому мужу, как издеваться над Гульжан! — думал я, стискивая кулаки. — Он не посмел бы даже посмотреть в ее сторону!..»

И еще была во мне обида на саму Гульжан, которая так позволяет издеваться над собой. Ее слушают, ей поклоняются сотни людей, а она подобна трепещущему ягненку под ножом мясника. К чему талант такому покорному человеку?!

Потом не стало нашего режиссера и многих других учителей. Как-то сам собой развалился самодеятельный театр. К нам в интернат перестали ходить парни и девушки из комсомольцев, взявших шефство над сиротами. Вот тогда мы почувствовали себя настоящими сиротами. А может быть, просто повзрослели…

Захирела самодеятельность в нашем некогда самом «певучем» районе. Вслед за театром из-за отсутствия руководителей закрылись и кружки: литературный, куда я начал ходить, драматический, музыкальный, танцевальный, хоровой. От нечего делать мы стали промышлять на соседних бахчах и огородах. В школе тоже учились через пень-колоду, а в свободное время затевали дикие драки с «приходящими», то есть с теми, у кого в районе были родители. Осенью нашему детскому дому пришлось сниматься с места. Его объединили с другим детским домом. Все оставалось позади: родная земля, знакомые люди, незабвенная Гульжан-апай. На прощанье она долго махала нам рукой…

Перед самой войной мне удалось заехать ненадолго в наш район, и я зашел к Гульжан-апай. У них все было по-прежнему. Живы были и старуха и Мокрый нос. Гульжан, видимо, надоело сидеть взаперти, и она пошла работать счетоводом в дорожное управление.

Старые знакомые рассказали мне, что старухе не нравится работающая где-то сноха. Она называет ее при всех «распутной тварью» и ест поедом. Слюнявый сын ее, конечно, на стороне матери и всячески притесняет жену. Хуже всего, что сама Гульжан-апай, выходя из себя, ругается еще почище свекрови…

Я был буквально потрясен всем увиденным и услышанным. Мне казалось, что я приехал на похороны очень близкого мне человека. Да и разве это было не так?..

Однажды родственники ее мужа, а я числился среди них, попросили ее спеть что-нибудь по старой памяти. Она горько усмехнулась и отрицательно покачала головой.

— Спойте, Гульжан! — настаивали все присутствующие. — Проявите, женеше, хоть чуточку внимания к нам…

Гульжан поднялась с места, приготовилась петь и вдруг безнадежно махнула рукой:

— Зачем лысому расческа?!

Отвернувшись к стене, она заплакала, а у каждого из нас словно комок подкатил к горлу. Особенно расстроился джигит, который громче всех упрашивал ее спеть.

Когда все разошлись, я подошел к ней:

— Чем зря губить свою жизнь и молодость, лучше уйти от этого мужа. Самое главное — ваш талант!..

Гульжан задумчиво посмотрела в угол, где спала в люльке маленькая дочка:

— А ее куда?.. Она ведь общая!

Мы помолчали еще немного вместе, и я ушел.

Это было весной сорок первого года.

Через месяц началась война, я простился с институтом и пошел на фронт. Демобилизовавшись, тоже не смог посетить родные места. И вот теперь я здесь, сижу в новом клубе нашего города и слушаю певицу, напомнившую мне юность, первую любовь и многое другое…

Я сидел взволнованный, давно забытые образы теснились в голове, а концерт тем временем кончился. Вскочив с места, пошел я за кулисы и принялся разыскивать маленькую певицу. Мне сказали, что она уже ушла, и я догнал ее с подругами на выходе из парка, где был расположен клуб. Поблагодарив за удовольствие, доставленное ее пением, я принялся расспрашивать о ее семье и родственниках. Оказалось, что она из нашего района, но я все оттягивал время и не спрашивал о том, что больше всего меня интересовало. Наконец я не выдержал:

— Скажи, не дочь ли ты Гульжан-женгей?