Девушка в зеркале - [15]
Саммер платит таксисту до неприличия большую сумму.
– Это почти что мои последние баты[10], – бросает она, прежде чем заскочить в круглосуточный магазинчик за какими-то последними припасами.
Стаскиваю свои туфли на высоком каблуке и погружаю ноги в мягкий кристаллический песок. Даже ночью он теплый от солнца.
Януи-бич. Название возвращается ко мне. Это здесь умер отец. Это здесь я оставила свои мечты. Это последнее на моей памяти место, где, помнится, я была счастлива – в тех яхтенных отпусках с отцом, после его развода.
В тот раз, на Пасху, когда нам с Саммер было тринадцать, мы прошли до самых Андаманских островов, проведя две ночи в море. Отец поставил на вахту нас обеих – вести яхту сквозь ночную тьму, чтобы самому хоть немного поспать. Сказал нам, что сам впервые удостоился такой взрослой ответственности тоже в тринадцать и что очень многим этому обязан. Но Саммер порядком трусила, толку от нее было ноль, так что я отправила ее спать и повела «Вирсавию» сама.
И выяснилось, что отец был прав. Я реально повзрослела в ту ночь. Под моим началом оказались двадцать тонн превосходной парусной лодки, которая откликалась на каждое мое движение, словно партнер в танце, а моими руками, настраивавшими паруса и отклоняющими румпель, руководил инстинкт, о наличии которого у себя я едва ли подозревала. Словно я была рождена, чтобы заниматься этим. Иногда при игре на фортепиано, особенно если никто меня не слушал и я просто играла, а не практиковалась перед экзаменом или выступлением, в руках возникало точно такое же чувство – они казались живыми и естественными, будто существовали отдельно от меня, будто знали о жизни и о том, как ее надо прожить, то, чего сама я не знала. На руле «Вирсавии» этим чувством было пронизано все мое тело – чувством, что оно само знает то, что делать, что я наконец-то живу полной жизнью, что все идет как надо.
Когда над горизонтом забрезжил розовато-лиловый рассвет и отец появился на палубе, «Вирсавия», сильно накренившись, скользила по молочным водам Андаманского моря в галфвинд, пожирая мили. Перед тем как отправиться спать, отец зарифил геную, чтобы облегчить нам задачу, но я потихоньку, дюйм за дюймом, отпускала ее с закрутки; теперь она была полной, как мечта, и мы буквально летели над водой. Впереди, на западном горизонте, уже проглядывал темный приземистый силуэт. Остров Южный Андаман. Земля.
Отец просто не поверил, сколько миль осталось за кормой, и когда солнце нагрело мне затылок, я грелась еще и в лучах редкой отеческой похвалы. Саммер, которая с заспанными глазами появилась со своей койки в кормовой каютке-«гробике», безропотно приняла саркастические упреки отца и поздравила меня, а Бен так и вовсе смотрел на меня широко открытыми глазами, словно на какую-то колдунью.
«Когда-нибудь я возьму тебя на трансокеанский переход», – пообещал отец, и меня настолько переполняли эмоции, что я брякнула в ответ: «Нет, это я тебя возьму!» Бен и Саммер малость напряглись, и я подумала, что зашла слишком далеко, но отец лишь рассмеялся, хлопнул меня по спине и сказал: «Давай рули, шкипер, а я пока поджарю бекон».
Я была на седьмом небе от счастья. Тогда не было никакой гонки за то, кто первой выйдет замуж, никакого завещания, стравившего нас с единокровными сестрами, никакой нужды иметь детей вообще. Теперь мне двадцать три, и впервые в жизни я чувствую себя старой. Просто не могу поверить, что с тех пор, как достигла брачного возраста, целых пять лет пустила коту под хвост и все еще не произвела на свет чудодейственного наследника. Даже последняя уродливая дурачина давно бы уже с этим справилась; и вот вам я, вся такая блистательная и красивая – ну, может, и не красивая, но вполне себе симпатичная – так по-прежнему и сосу лапу. Даже после ухода Ноя я несколько раз делала тесты на беременность – в надежде, что напоследок он оставил мне небольшой, но существенный подарок, – но дудки. Теперь моему браку стопроцентно конец, да еще и предстоит ждать целых двенадцать месяцев, прежде чем нас даже просто официально разведут. Полная катастрофа.
Один лучик света, один проблеск надежды лишь в том, что, какой бы дурой я ни была все эти пять лет, Саммер оказалась еще большей дурой. Тогда, в четырнадцать лет, она вбила себе в башку, что не позволит этому завещанию управлять ее собственной жизнью. Вот и сейчас уверяет, что ее вполне устраивают те деньги, которые у них есть на двоих с Адамом. Да, по стандартам большинства людей этого более чем достаточно. Давайте посмотрим правде в глаза: они реально богаты. Только вот по сравнению с состоянием Кармайкла все их богатство – шиш да кумыш.
И Саммер все твердит, что Тарквина «пока достаточно» и что она отнюдь не горит желанием подарить Адаму еще одного ребенка.
Даже за сто миллионов долларов.
Саммер появляется из магазинчика, хватает мою дорожную сумку. Напрягается под ее весом.
– Прости, – говорю. – Не сообразила, что мы на якорную стоянку. Взяла бы поменьше вещей.
– Нет проблем, – отзывается Саммер.
