Девушка в зеркале - [16]

Выхожу вслед за ней на пляж. Рестораны выставили на песок столики и стулья, целые полчища «фарангов» пьют и едят в полутьме, но мы проскальзываем мимо и оставляем их за темной отметиной из водорослей, нанесенных приливом. Сейчас отлив, вода ушла далеко, оставив широкую полосу сырого песка, и здесь, в темноте, мы наконец находим редчайшую вещь в Азии – полное уединение.

Луна еще полностью не вышла, но над головой поблескивают звезды. Когда моя сестра бредет по песку впереди меня к черному силуэту у самого уреза воды, от нее отшатывается бродячая собака.

– Узнаешь Соломона? – спрашивает Саммер.

Это она про пса?.. Нет – вырисовывающийся впереди силуэт наконец сливается с моим воспоминанием об этом имени.

«Соломон» – это наш тузик. Антикварная гребная дори, построенная из древесины новозеландского каури и выкрашенная в черный цвет под стать «Вирсавии». Лодочка поджидает нас на мелководье, тихо, как в засаде.

В качестве тузика посудина эта не самая практичная. На остроконечной корме нет места для подвесного мотора. Странно, что Саммер с Адамом до сих пор не заменили ее обычной моторной надувнушкой. Гребец из Саммер аховый.

Рука нащупывает планширь «Соломона» – гладкое дерево приятно греет кожу, и я чувствую, как детство призрачно мерцает вокруг меня в ночи. Все его лучшие моменты, до смерти отца. На этой лодке я научилась грести, задолго до Саммер и Бена. И тогда мы, дети, куда только на «Соломоне» не забирались! Исследовали на нем чуть ли не все окрестные пляжи и бухты, ручьи и гроты, никто нам в этом особо не препятствовал. Командовала, конечно же, я.

И вот теперь «Соломон» принадлежит Саммер. Удивляюсь, что сестра додумалась поглубже воткнуть лапы якоря в песок на случай прилива. В таких делах от нее никогда не было толку – но, может, это сделал Адам…

– Можно я сяду на весла? – невольно срывается у меня с губ.

– Конечно, – отзывается Саммер. – Няшка, шкипер теперь ты! Мы с Адамом знаем, как здорово ты управляешься с парусами. Я уже рассказывала ему, как, когда мы были подростками, ты вечно гонялась вокруг буев с этими парнями из яхт-клуба. Мы и мечтать не можем давать тебе какие-то указания! Пока ты здесь, «Вирсавия» – твоя. Всё под твоим началом.

Итак, на две недели или чуть больше под моим началом еще и Адам. Как бы не войти во вкус…

Саммер укладывает в «Соломона» мою сумку, а я вытаскиваю из песка якорь и собираю якорный конец. Бросаем свои туфли на сумку и сталкиваем тузик на гладкую воду, прохладно и мягко обхватывающую лодыжки.

– Залезай первая. Садись на корму, – командую я, придерживая для нее лодку, чтобы не качалась. Саммер подчиняется. Получается это у нее более ловко, чем когда-то, но «Соломон» все равно содрогается, пока она пробирается на кормовую банку.

Направляю «Соломона» на глубокую воду, поддернув юбку. Саммер совершенно права, передав командование мне. Просто не могу удержаться, чтобы не взять бразды правления на себя, – тело само вспоминает тысячи привычных действий, от которых зависит наша безопасность на воде, просыпается мышечная память. Выведи «Соломона» на глубину, не позволяй днищу царапать по песку… Сначала посади кого-нибудь в лодку, нацель ее острый нос в сторону моря… Я запросто смогла бы все это проделать, даже если б на берег вокруг нас обрушивались волны – спуск тузика на воду в прибой меня даже приятно будоражит, – но сегодня вечером вода Андаманского моря тихая и гладкая, как в пруду. И все же хорошо припомнить свои морские навыки. Отталкиваюсь ногой от песчаного дна, одним ловким движением взлетаю на среднюю банку, хватаюсь за весла и отхожу от берега. Бросив взгляд через плечо, вижу впереди, в паре сотен метров, штук пять ярких звездочек – якорные огни. Несомненно, самый высокий из них сияет с топа мачты «Вирсавии».

– Погоди! – кричит Саммер, но уже поздно. Мы уже на глубокой воде.

– Что еще?

– Это же было наше последнее прикосновение к земле на две или три недели, – говорит она. – Вроде полагается сделать что-то, типа как попрощаться…

– Последнее прикосновение к земле?

– С рассветом мы уходим, – объявляет Саммер.

К лицу у меня приливает кровь. Никакого тебе больше занудного Тарквина, никакого шумного уличного движения, секс-туристов и малолетних шлюх! Я с восторгом ждала приезда на Пхукет, но ничего моего здесь больше не осталось. Буду только рада оставить его за кормой. Завтра я буду свободна. Завтра – только я и чудесный голубой океан. Я и…

– Мы? – переспрашиваю я. – В каком это смысле «мы»? Разве ты не имела в виду меня с Адамом?

– Ой, просто не могу поверить, что Адам ничего тебе не сказал! – восклицает Саммер. – В последнюю секунду пришлось поменять планы. Мы никак не рассчитывали на тайскую бюрократию. Выяснилось, что им требуется законный опекун, чтобы сидел с Тарки и одобрял дальнейшие медицинские действия, а единственный законный опекун – Адам. Так что ему пришлось остаться.

Она только что буквально растоптала мою главную причину приезда сюда, и я надолго теряю дар речи.

Лицо Саммер едва различимо в темноте – серый силуэт на фоне береговых огней, – но ей наверняка хорошо видно выражение моего лица. Отворачиваюсь к носу, словно пытаясь отыскать темную массу «Вирсавии» среди скопления стоящих на якоре яхт.