Девушка с побережья - [6]

Берн рассудил, что даже такое невинное проявление внимания может ему дорого обойтись — с этими ненормальными героинями всё очень непросто — и попробовал словами убедить девушку подождать до завтра. Дескать, с чем бы она ни пришла — сейчас глубокая ночь, все спят, а он, обыкновенный лучник, ничем ей помочь не может.

К сожалению, Берн плохо знал туземный язык, а девушка в венке из белых цветов не лучше знала язык норманнов — прошло немало времени, прежде чем воину удалось растолковать ей что к чему. В течение всего путаного, длинного монолога — с частыми паузами для поиска нужных слов — отважная дочь черноголовников, не пошевелив ни одним пальцем и не задав ни одного вопроса, напряжённо всматривалась в лицо говорящего воина, по его выражению силясь понять то, что Берн не мог выразить словами чужого языка. Однако главное — то, что своё героическое намерение она может осуществить лишь завтра, когда проснутся жрецы, а сейчас ей надо идти домой — девушка, кажется, поняла: расплакавшись не как привидение, а совершенно по-женски, она вдруг резко повернулась и стремительно бросилась во тьму. Берн облегчённо вздохнул: слава Варгусу! Великий бог уберёг его от сумасшедшей героини!

Поняв, что её жертва отвергнута даже пьяным норманном, смертельно обиженная Милица очнулась только у себя дома — бурные рыдания сотрясали всё тело девушки: ну, почему она не умерла в младенчестве?! Не успев осознать своего уродства? И как это только хромой Ждан не побрезговал посвататься к ней две весны назад? Или тогда она ещё не была такой страхолюдиной? Конечно — молодая, свеженькая… а сейчас?.. у, перестарок чёртов! Так бы и разодрала в кровь свою ненавистную рожу! Выцарапала тусклые мутные зенки! Выщипала белёсые ресницы! Повыдёргивала бесцветные волосы! Вот тебе, недоделанная лахудра! Получай!

Милица стала с силой биться лицом о матрац. По счастью, он был плотно набит соломой, и девушке не удалось осуществить своих членовредительских намерений — разве что, слегка раскровенить нос. Но сейчас Милице этого было мало, и чтобы заглушить душевную боль болью телесной, девушка ударилась лбом о стену — не помогло. Её злость и отчаяние были не настолько сильны, чтобы по-настоящему подавить инстинкт самосохранения — лишь загудело в голове да перед глазами замелькали искры. Милица ударилась во второй раз — то же самое. Девушке не удалось обойти существующий на бессознательном уровне запрет на причинение себе опасных для жизни телесных повреждений — второй удар получился даже слабее первого. Нет, таким образом ей не избыть душевной муки — поняв это, Милица вскочила с низкого ложа и выбежала за дверь: ну, конечно! Береговой обрыв — вот избавление от невыносимой душевной боли!

Вскарабкавшись в темноте по крутой тропинке, девушка очутилась на нависшем над морем узком каменном уступе — сейчас! Всего один шаг, и она навсегда избавится от всех земных огорчений! Всего один шаг… но сделать этот шаг было очень нелегко. Ах, ну почему она его не совершила сразу — едва забравшись сюда, пока не прошёл запал? Ведь, вскарабкавшись на уступ, она его почти уже сделала — этот роковой, этот спасительный шаг — и вдруг остановилась на самом краю? С какой стати? Что её удержало?

Далеко внизу глухо шумел прибой, вверху трепетали звёзды, на востоке поднимался на небо поздний ущербный месяц — Милица нашла оправдание своей нерешительности: конечно! Уйти из этого мира во время убывающей луны — там, в нижнем мире, тебя не ждёт ничего хорошего. Утопись она сейчас — ни за что бы не превратилась в вольную Морскую Девушку, а в лучшем случае, сделалась бы последней рабыней при дворе Водяного Дедушки. Нет, эта жалкая участь — не по ней! Вот через десять дней, когда, обновившись, на небе покажется молодой месяц — тогда она и утопится. А пока…

Как это ни странно, но несовершённая попытка самоубийства облегчила душевную боль — Милица привалилась спиной к скале и бурно разрыдалась: ну, и чёрт с ними со всеми мужчинами! Хоть со своими местными, хоть с пришлыми норманнами! Конечно, жутко обидно, когда тобою побрезговал даже пьяный разбойник, но… не топиться же из-за этого? Как она — дурочка! — чуть было не сделала?.. В самом деле, нет такого закона, чтобы всякая женщина жила непременно с мужем. А вдовы? А её мама Дарица — которая пользуется у односельчан таким уважением, каким не пользуются даже жрицы храма? Разумеется, внешнего почёта у жриц храма больше, но как где у кого что-нибудь заболит, бегут не к ним — к её маме. И почему бы ей Милице тоже не стать ведуньей? Ведь она с детства знает свойства многих целебных трав… да и кое-какие заговоры и заклятия переняла у мамы… и если теперь проявит должное усердие…

…и всё-таки… неужели она действительно такая уродина, что даже пьяный норманн не соблазнился ею?! За что, Белинда, за что-о-о?..

Успокоившаяся было девушка вновь разрыдалась, и слёзы вновь принесли облегчение: не всем же быть красавицами? Боги зачем-то создают и дурнушек? Значит, в общем порядке мира некрасивые девушки тоже зачем-то нужны? Зачем?

На этот непростой вопрос ответа не находилось, Милица всплакнула ещё и, выплакавшись, вдруг заснула — прямо на камнях, на нависшем над морем скальном уступе. Проснулась девушка на рассвете и поначалу удивилась, обнаружив себя не дома, а непонятно где — между морем и небом. Правда, удивление продолжалось недолго, Милица скоро вспомнила перипетии вчерашней ночи и собралась вновь заплакать, но слёз больше не было: ну, и чёрт с ней с телесной красотой! Боги обидели — ничего не поделаешь. Каждому — своё. Сейчас она вернётся в хижину и, смирившись с участью старой девы, попросит маму всерьёз заняться её обучением — ведь настоящей ведунье надо так много знать! Тех жалких сведений, которых она нахваталась на лету, совершенно недостаточно. Отныне её удел: терпение, труд, упорство.