Девушка с нижнего этажа - [21]

Как только Старина Джин помогает Кэролайн устроиться в седле, Фредерик начинает трястись и фыркать. Старина Джин говорит: чтобы понять лошадь, нужно понять самого себя. Нельзя заставить лошадь слушаться, если у тебя в голове творится полная неразбериха. Наверное, поэтому Фредерик пытается стряхнуть с себя Кэролайн, словно раскаленный уголь.

Наконец Фредерик успокаивается, и Кэролайн прикрывает нос рукой.

— Кажется, у меня разыгралась аллергия.

Она всегда быстро реагировала на происходящее и умом, и телом.

Старина Джин протягивает Кэролайн вожжи.

— Но сегодня нет ветра, так что за шляпы можно не переживать.

— Да, будет досадно, если Джо потеряет этот чудесный лоскут. — Кэролайн усмехается, глядя на мою несуразную шляпку. Затем она переводит глаза на костюм ее матери с перетянутым на талии бархатным жакетом, который сидит на мне как влитой. Кэролайн быстро отворачивается, но я успеваю заметить, что она насупилась, надув веснушчатые щеки.

Я перекидываю ногу через седло, и во мне впервые за день просыпается радостное волнение. Я уже несколько месяцев не ездила верхом. Кажется, что ковбойское седло Старины Джина, купленное за доллар, сделали специально для меня.

— Но! — кричит Кэролайн, щелкнув вожжами, а ведь я еще не успела вставить ногу в стремя.

Вспомнив наказ миссис Пэйн, я ударяю Картофелину каблуками, и лошадь срывается с места. У меня перехватывает дыхание от того, какой резвой стала наша кобыла; в ее шаге не чувствуется и намека на былую хромоту. Мир для нее — это мяч, который она может пинать и на котором может подпрыгивать, наслаждаясь послеполуденной прохладой. Мы довольно быстро догоняем Кэролайн, которая скачет по Пичтри-стрит на север.

Слишком прямая осанка и приподнятый подбородок моей госпожи без слов говорят о ее отношении к той, что едет за ней, но я бы запросто обменяла спину Кэролайн на ее лицо. По крайней мере, у спины нет рта. Кэролайн кивает и машет тем, кого считает достойными такой чести, в том числе беременной женщине.

Кэролайн чихает, а затем двумя пальцами вытягивает из перчатки вышитый носовой платок. Я немного подгоняю Картофелину, и теперь еду вровень с Кэролайн.

— Мисс, не хотите остановиться?

Она пренебрежительно машет рукой.

— Миссис Неттлс выглядит так, словно проглотила целую планету. Если мужчины и вправду сильный пол, почему тогда они не рожают детей?

— Потому что тогда им пришлось бы вязать, я полагаю.

— Ха! — Кэролайн снова вырывается вперед, а я не могу надивиться тому, что наш разговор обошелся без оскорблений.

Мы едем в тени магнолий и красных дубов, что растут по всей Атланте. Деревьям ничего не стоит численно превзойти людей. Если бы тень можно было разлить по бутылкам и продавать по пять центов, Атланта была бы богаче самого Нью-Йорка.

Наконец мы останавливаемся на пустыре у церкви, чтобы напоить лошадей.

— Ой, тьфу! — Кэролайн вертится в седле, осматривая землю, а Фредерик наклоняет голову.

— Все в порядке, мисс?

— Кажется, я потеряла платок. Не думаю, что где-то далеко. Найди его.

Картофелина жадно глотает воду, и я спешиваюсь, пытаясь вспомнить, когда Кэролайн доставала платок в последний раз. Примерно квартал назад. Кэролайн вскрикивает, и Картофелина дергает ушами. Листья, окурки, какие-то бумажки, лошадиные лепешки… ага! Вот он, лежит в пятидесяти футах от меня, съежившись, словно птица. Я поспешно подбираю платок Кэролайн, пока на него никто не наступил, и возвращаюсь обратно.

Картофелина стоит в одиночестве и, опустив морду в воду, делает свое грязное дело. Я не сразу прихожу в себя. Кэролайн обвела меня вокруг пальца. Маслянистый запах обмана — вот и все, что от нее осталось. Миссис Пэйн предостерегала меня, но я позволила Кэролайн меня обхитрить с той же готовностью, с какой уселась бы сейчас на садовые качели. Я настолько глупа, что даже поверила, будто у нас с Кэролайн могут быть нормальные отношения. В очередной раз проклиная свою работу, я сажусь в седло.

За церковью домов на Пичтри-стрит становится меньше, а деревья начинают расти гуще. Я сворачиваю на ближайшем перекрестке, высматривая светлого жеребца Кэролайн. Справа начинаются высокие заросли травы, переходящие в луг. Вряд ли Кэролайн направилась туда: слишком много пыльцы для такого аллергика.

Проездив по Пичтри-стрит еще четверть часа и не обнаружив ни следа Кэролайн или Фредерика, я возвращаюсь к месту водопоя. Эта змея каким-то образом ускользнула от меня. Церковные часы отзванивают половину второго. За церковью начинается мрачное неуютное кладбище.

Кладбище.

— Мертвые умеют хранить секреты, — произношу я, подгоняя Картофелину.

Обычно мы обходим это кладбище стороной, но не потому, что боимся призраков. Много лет назад ходили слухи, что один китаец с «бешеными глазами» изнасиловал здесь белую женщину. Когда на месте преступления появилась жена сторожа с дробовиком в руках, мужчина убежал, и после этого все китайцы лезли из кожи вон, чтобы не выглядеть бешеными.

На земле вдоль мощеной дорожки виднеются свежие следы копыт. Я треплю Картофелину по шее.

— Все оказалось куда проще.

В зарослях папоротника наобум раскидано несколько надгробий, словно людей хоронили на том же месте, где их застала смерть. На мшистом ковре виднеются зловещие снежинки — цветки кизила, а холодный воздух напитан влагой. Статуи мучеников и святых со страшными гримасами и корявыми руками заставляют меня прибавить шагу. Как можно рассуждать о вечном покое? В таком месте просто невозможно уснуть.