Девушка по соседству - [13]

– А еще? – спросил Вилли-младший. – Что еще ты видела?

Он провел ладонью по своей белобрысой коротко подстриженной голове. Он всегда так делал. Может, это ему нравилось, но я не мог понять, что за удовольствие поглаживать набриолиненный грязный чубчик.

– В основном всякие уродцы в бутылках. Мертворожденные младенцы. Вы же знаете, что это такое? В формальдегиде. Маленькие сморщенные твари – козлята, кошки. Всякое разное. Это было очень давно. Я всего и не помню. Но был там мужчина весом пять, а то и шесть сотен фунтов. Потребовались бы усилия трех человек, чтобы его на ноги поставить. Жирнее твари я в жизни не видела и видеть не хочу.

Мы засмеялись, представив, как трое мужчин пытаются его приподнять.

Мы все знали, что Рут следит за своим весом.

– Да, скажу я вам, в мое время карнавалы были что надо!

Она вздохнула.

Выражение ее лица делалось спокойным и мечтательным, когда она вспоминала прошлое. Давно ушедшее прошлое. Нет, не до времен Вилли, а до самого ее детства. В такие вот мгновения мне нравилось смотреть на нее. Думаю, всем нам нравилось. Все морщины словно смягчались, и она становилась почти прекрасной.

– Ну что, готовы? – спросил Вуфер. Сегодняшний вечер был для него событием. Еще бы, пойти на карнавал в такой поздний час.

– Еще нет. Допивайте колу и дайте мне прикончить мое пиво.

Она сделала глубокую затяжку, задержала дым в легких и потом резко его выдохнула.

Единственным человеком, который курил так же жадно, как Рут, был отец Эдди. Она наклонила баночку с пивом и отхлебнула из нее.

– Расскажи еще про хучи-ку, – сказал Вилли. Сидя рядом со мной, он наклонился вперед и сидел сгорбившись.

По мере того как Вилли взрослел, его сутулость становилась все более заметной. Рут говорила, что если он продолжит расти и сутулиться в том же темпе, то станет горбуном. Ростом в шесть футов.

– Да, – сказал Вуфер. – На что оно было похоже? Я так и не понял.

Рут рассмеялась.

– Танцующие девушки, я же тебе сказала. Вы что, вообще ничего не знаете? Ну полуголыми танцевали. Некоторые из них.

Она подтянула выцветшее платье до середины бедер, подержала мгновение, потрясла им в нашу сторону и снова опустила.

– Юбки вот до сих пор, – сказала она. – Махонькие лифчики. И всё. Ну иногда рубин в пупке или еще что-то. И небольшие темно-красные круги, нарисованные здесь и здесь.

Она указала на соски и медленно обвела их пальцем. И посмотрела на нас:

– Ну и что вы скажете об этом?

Я почувствовал, что краснею.

Вуфер захохотал.

Вилли и Донни пристально смотрели на нее.

Эдди же не отрывался от телевизора.

Рут рассмеялась:

– Думаю, старые добрые «Киванис» не станут спонсировать такое, а? О нет, только не эти святоши. О черт, а ведь они бы хотели! Они бы еще как хотели! Но у них у всех жены. Проклятые лицемеры.

Она всегда гневно распространялась о «Киванис», или «Ротари»[9], или о чем угодно в том же роде.

Любые активисты для нее были что ком поперек горла.

Мы к этому уже привыкли.

Она допила пиво и погасила сигарету.

И встала с кресла.

– Допивайте, мальчики, – сказала она. – Пошли. Выметаемся отсюда. Мег? Мег Лафлин!

Рут прошла на кухню и выбросила пустую банку в мусорное ведро.

Внизу в холле открылась дверь, и вышла Мег, сначала как-то опасливо – и я решил, что из-за крика Рут. Потом ее взгляд остановился на мне, и она улыбнулась.

Так вот как они расселились. Мег и Сьюзан в бывшей комнате Рут. Логично, она была меньшей из двух. Но это значило, что сама Рут спит либо на раскладном диване, либо с Донни, Вуфером и Вилли-младшим. Да, интересно, что бы мои родители сказали на этот счет.

– Я иду с мальчиками за мороженым в «Мистере Софти» на ярмарке, Мегги. А ты позаботься о сестре и держись подальше от холодильника. Не хочу, чтобы ты у нас растолстела.

– Да, мэм.

Рут повернулась ко мне:

– Дэвид, – сказала она, – а знаешь, что тебе следует сделать? Пойди-ка поздоровайся с Сьюзан. Ты с ней так и не познакомился. Это некрасиво.

– Конечно.

Мег пошла через холл, я за ней следом.

Их дверь располагалась почти напротив ванной, слева, а комната мальчиков – прямо. Из-за двери слышалась негромкая музыка. Томми Эдвардс пел по радио It’s All In the Game. Мег открыла дверь, и мы вошли в комнату.

* * *

Когда тебе двенадцать, малышня – это малышня, и ничего больше. Ее просто не замечаешь, вот так-то. Они как жуки, или птички, или белки, или чья-то кошка, вышедшая прогуляться, – в общем, часть пейзажа. Если, конечно, это не кто-то типа Вуфера – его попробуй не заметить.

Сьюзан, однако, я заметил с первого мгновения.

Я знал, что девочке на кровати, которая смотрела на меня поверх номера «Screen Stories», девять лет, – Мег мне говорила об этом, – но на вид она казалась гораздо младше. Хорошо, что она лежала под одеялом, так что мне не были видны гипсовые шины на ее ногах. Она и так выглядела очень хрупкой, не говоря уж о ее переломанных костях. Но я не мог не видеть ее запястья и длинные тонкие пальцы, сжимавшие журнал.

Я невольно подумал: «Так вот что авария делает с человеком». За исключением ярко-зеленых глаз, это была почти полная противоположность Мег. Та казалась воплощением здоровья, силы и жизнелюбия, а эта – бледной тенью. Кожа девочки была белоснежной и в свете настольной лампы словно просвечивала насквозь.