Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера - [15]

— Убирайся с моей постели, грязная псина, — гоню я наглого ретривера с постели, и тот нехотя, но спрыгивает на пол. — Пошел вон из моей комнаты! — Выталкиваю его из комнаты и захлопываю дверь.

В собственном доме покоя нет! Блох, наверное, напустил, мама не горюй. Укладываюсь на самом краю и с облегчением выдыхаю… Глаза закрываются, перед ними начинают проноситься яркие картины чего-то донельзя приятного — и тут я слышу это: противное поскребывание в дверь моей спальни. Поскребывание с другой стороны, с той самой, за которой я оставил блохастое животное.

Пытаюсь абстрагироваться от монотонного, режущего слух звука, однако выходит не очень… Приходится накрыть голову подушкой. Теперь слишком душно, да и не очень-то помогает, если честно.

В этот момент дверь тихонько приоткрывается, и оккупантша произносит:

— Пусти уже Лэсси спать в твоей комнате — она так привыкла, понимаешь.

— Она хочет не просто спать в моей комнате, — отвечаю безумной катастрофе по имени Эмили, — она хочет спать в моей постели.

И слышу, как та фыркает:

— Поверь, от нее заразы меньше, чем от твоих вчерашних красоток. Просто не будь букой! Иначе ни один из нас так и не выспится.

— Я тебя убью, Эмили Веллер! — произношу зловещим полушепотом, запуская в наглую девицу грязным носком.

Она негромко охает — просто от неожиданности, должно быть — и отзывается с наигранным ужасом:

— Чему вас только мама учила, бессовестный вы человечище: швыряться в даму грязными трусами — верх неприличия.

И я насмешничаю:

— Мечтаешь увидеть мои трусы? Для той, что видела меня без них — это весьма странное желание.

Она проглатывает это молча, только запускает в меня моим же грязным носком, а потом елейным голосом произносит:

— Спокойной вам и сладкой ночи, голубки.

Словно повинуясь ее неслышной команде, патлатая бестия, уже залегшая на своем привычном месте — другой половине моей кровати, вытягивает морду и тычется ей в мое плечо.

Это уже ни в какие ворота не лезет — кажется, этой ночью мне тоже не удастся нормально выспаться.

8 глава. Эмили

Следующим утром я прокрадываюсь в спальню нашего объекта и делаю несколько фотографий: он как раз лежит лицом к камере, распластавшись, подобно морской звезде, и его новая подружка — ретривер Лэсси — упокоила морду на его животе, с нежностью глядя в лицо спящего парня. Похоже, даже несчастное животное пало жертвой его внешнего обаяния… Или дело в животных феромонах: все-таки Юлиан та еще скотина — уверена, Лэсси на порядок лучше его самого.

Фотографию я отправляю на общий чат в Ватсапе и получаю серию хихикающих смайликов, а Алекс к тому же присовокупляет: «мы в тебя верим, укротительница тигров». Его слова греют душу, хотя в целом «укротительницей тигров» я себя не считаю: Юлиан, конечно, то еще животное, но он хотя бы никого не обманывает. Он такой, какой есть, без обманчивой патины святости, мнимой идеальности. А я слишком хорошо знаю, какой может быть фальшивая праведность, чтобы осуждать его за эту пусть и грубую, но правду.

От него я хотя бы знаю, чего ждать — совсем не так было с Карлом…

С ним мы сошлись в одиннадцатом классе: «сладкая парочка», так нас тогда называли. Весь из себя идеальный плохиш-Карл и пай-девочка Эмили, которым завидовала вся школа. Я и сама едва могла поверить своему счастью: меня словно забросило в сентиментальную молодежную мелодраму, в которой по законам жанра серенькой героине достается самый яркий парень города.

А городок у нас был маленький — тысяч десять жителей, едва ли больше — и когда Карл сделал мне предложение, об этом разве что ленивый не говорил.

Брак сразу после школы?

Одни называли это романтикой, другие — полным безумием.

Но, как бы там ни было, свадьба состоялась той же осенью — я как раз поступила на медицинский — и начались наши учебно-семейные будни. Я была так горда званием замужней дамы, что не замечала главного: Карл слишком редко бывал дома («дорогая, сама понимаешь, учеба и еще раз учеба»), слишком много выпивал («выпивка помогает расслабиться. Учеба выматывает») и слишком много использовал парфюм («от настоящего мужчины должно приятно пахнуть, милая Эмили»). С последним пунктом я была полностью согласна, но потом правда открылась сама собой: у Карла была другая и, похоже, далеко не первая в череде прочих.

Скандал с выяснением отношений закончился битьем посуды, моими безудержными слезами и… неожиданным обмороком, и послужившим первым симптомом моей, увы, свершившейся беременности.

— Я люблю тебя, глупая, — увещевал меня Карл. — Очень люблю. Иначе разве женился бы на тебе? Да никогда. Только ребенок нам пока не нужен, сама понимаешь, рано. Нам бы доучиться да для себя малость пожить, а там и ребеночка можно завести.

Завести… Словно он кошка или собака. Нет, он уже был во мне, и я не собиралась делать аборт, как бы там Карл не наседал на меня со своими уговорами. Да и не верила я ему больше…Слишком хорошо поняла его лживую натуру: красивые словами, за которыми сплошное, непреходящее вранье.

На шестом месяце беременности, когда терпеть уже более не приправленные любовными баснями увещевания Карла стало просто невыносимо, я собрала вещи и сбежала из города.