Девушка из Берлина. Вдова военного преступника - [15]

Он всё же освободил меня позже, когда ему вздумалось переместиться с кровати к стене, «как в наш почти что первый раз», а потом на стол, что было куда привычнее, чем кровать в нашем с ним случае, ввиду наших постоянных уединений у него в кабинете, пока у нас больше не осталось сил и мы не уснули среди смятых простыней.

Отто, в отличие от нас, выглядел весьма уставшим на следующее утро, и на вопрос Эрнста только закатил глаза и сказал, что скорее застрелится, чем ещё раз займёт номер с нами по соседству. Но уже в самолёте наше весёлое настроение быстро сменилось озабоченным видом, когда мы вспомнили, что в Берлине нас ждал Шелленберг, который вполне возможно едва не преуспел в покушении на своего шефа.

Глава 3

Берлин, май 1944

Мы с Урсулой расстилали покрывало, пока наши мужья доставали еду из машины. Стояло чудесное солнечное утро воскресенья — идеальный день для пикника за городом. Хоть земля ещё и не прогрелась, да и воздух отдавал прохладой, мы тем не менее были более чем рады провести вместе долгожданный выходной. Макс с Генрихом даже формы свои решили оставить дома на один день, одевшись в гражданское, чтобы хоть на несколько часов почувствовать себя свободными людьми.

Но как мы не старались избегать темы войны, последние события на восточном фронте просто нельзя было игнорировать. Советская армия наголову разбила наши войска под Севастополем, и хоть фюрер и потрясал кулаками и требовал биться до последнего человека, нашим солдатам пришлось отступить. Всего три дня спустя Красная Армия освободила Крым. Восточный фронт быстро продвигался на запад, и никакие речи министра пропаганды доктора Гёббельса о якобы непобедимой немецкой армии не могли скрыть того факта, что проигрыш Германии был теперь всего лишь вопросом времени.

Обычные горожане и понятия не имели о реальной ситуации на фронте. Им благополучно скармливали всё те же красиво написанные тем же министерством пропаганды истории о скорой победе великой Германской Армии, о «победоносных» атаках Вермахта на востоке, о храбрости наших пилотов, «сокрушавших всё на своём пути», когда в реальности американская авиация, объединив усилия с советской и британской армиями, вовсю бомбила наши фабрики с амуницией.

В феврале, когда первые бомбы начали падать настолько близко к столице, что мы слышали их отдалённый рокот, мы с Генрихом ели свой ужин в полной тишине. Горькая для нас правда заключалась в том, что они с такой лёгкостью находили эти самые фабрики благодаря Генриху, в своё время скопировавшему карты в кабинете Эрнста. И вот мы сидели, двигая еду с одной стороны тарелки на другую, и не знали, хвалить себя за помощь союзникам или оплакивать собственную гибнущую страну.

— Мы же только что оккупировали Венгрию. — Урсула попыталась хоть как-то приободрить нас после прочтения последних новостей в «Обозревателе». Грета терпеливо ждала, пока её мать намажет её бутерброд джемом. — Значит, ситуация на восточном фронте является действительно всего лишь небольшой заминкой?

Генрих, Макс и я, работая в отделе внешней разведки, молча обменялись взглядами, прекрасно зная, каким было истинное положение дел.

Тем не менее Макс ласково потрепал жену по руке и улыбнулся.

— Конечно, родная. Так и есть.

— Ну вот видишь? А ты меня раньше и слушать не хотел! Помнишь, как ты чуть не присоединился к каким-то заговорщикам, которые собирались организовать покушение на фюрера, считая, что это из-за него мы проигрываем войну? Разве ты не рад теперь, что мы с Генрихом тебя отговорили тогда?

— Конечно, любимая.

Позже тем вечером, когда мы с Генрихом вернулись домой, он налил себе бренди и покачал головой.

— Я волнуюсь за Макса. Он по-прежнему ходит на собрания с этими людьми.

— Это он тебе сказал?

— Нет, он мне ничего не сказал, чтобы не инкриминировать меня в случае чего. Но они всё также планируют что-то против Гитлера, я нутром чую.

Я поразмыслила над его словами какое-то время, и затем спросила:

— Думаешь, нам стоит сказать кому-нибудь?

Генрих пожал плечами.

— Я ведь не знаю их имён и того, что именно они планируют. Я думаю, лучше нам держаться подальше от всего этого. Не наша это игра, да и если ввяжемся, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Думаешь, у них ничего не получится? А что, если они преуспеют? Это же откроет столько дверей для Германии! Мы сможем прекратить войну, подписав перемирие с союзниками!

— Нет, ничего у них не выйдет.

— Почему ты так думаешь?

— Да потому, что если это действительно его собственные генералы замышляют переворот, то они никогда не преуспеют. Не смогут они, скажем, просто подойти и застрелить его. Во-первых, к фюреру с оружием никого не пускают, а соответственно им придётся искать какой-то другой способ. А во-вторых, они слишком его боятся, слишком сильна над ними до сих пор его власть, и этого им никогда не преодолеть. Покушение, если они всё же на него решатся, не будет тщательно спланировано и приведено в исполнение именно по этой самой причине — страх. Если бы они были, скажем, партизанами с какой-нибудь из оккупированных территорий, то разговор бы был совсем другой. Те люди больше не боятся смерти, насмотрелись на неё уже вдоволь; наши же офицеры, у них семьи, они безумно боятся провала и последующего возмездия, а потому они наверняка попробуют что-нибудь как можно более безопасное для себя, и от этого безумно глупое и безуспешное. Нет, никогда им не преуспеть, помяни моё слово.