Девушка из бара - [67]

Понятие «мама» для мальчика было слишком отвлеченным — о матери он знал лишь по рассказам сестры.

«А может, это все-таки мама», — продолжал спрашивать себя мальчик, хотя и сам уже хорошо понимал, что этого не может быть. Скорее всего, она знакомая сестры, наверно, они вместе работают у одних и тех же хозяев, — вот как Ким в доме у мадам Жаклин. Но эта женщина почему-то кажется близкой, родной. Может, они с Тхюи уже давно знают друг друга? Но ведь сестра служит в баре всего двадцать дней. Ну да ладно. Мальчик чиркнул спичкой и поднес ее к фитилю, послышался тихий треск — видимо, на фитиль попала вода, и теперь придется его подсушить. У мальчика было время подумать, помечтать. С некоторых пор Ты стал мечтать о том далеком, неведомом дне, когда к ним в комнатку войдет мама… Они с сестрой будут сидеть за ужином, а мама войдет и скажет: «Доченька, сын! Я вернулась к вам!» Конечно, он и Тхюи сразу бросятся к ней. Или он вернется из школы — а мама дома! Сидит с Тхюи. Или лучше всего так: придет сестра и приведет с собой маму.

— Иди-ка мыть руки. Скоро будем ужинать! — Тетушка Ти поставила кастрюльку с бобами на спиртовку и посильнее открутила фитиль.

— Чего ты удивляешься? — Тетушка Ти открыла котелок с рисом и улыбнулась мальчику: — Я работаю вместе с твоей сестрой, а зовут меня тетя Ти.

Она ловко накладывала рис. Мальчик ровненько сложил палочки для еды и положил их сверху на чашку тети. Потом пододвинул к себе свою. От огорчения у него перехватило дыхание. И зачем это она так сразу все сказала про себя. Он и без того знал, что женщина, сидящая напротив него, вовсе не мама. Ну и пусть! Но зачем понадобилось сразу об этом объявлять? Куда лучше было бы сидеть и воображать, что мама тут…

Тетушка Ти подкладывала мальчику в чашку еды и расспрашивала о школе, о друзьях, о сестре.

Тхюи пошевелилась. Видно, мокрый платок у нее на лбу согрелся. Она перевернула его. Голова уже не раскалывалась от боли, как недавно, в баре, но Тхюи лежала тихо. Впервые она испытывала чувство необычайного покоя. Что было бы с нею, если бы не забота доброй тетушки Ти?

Пых! Сварившийся боб стрельнул в крышку кастрюльки. Тетушка Ти не спеша положила палочки для еды, встала и с шумовкой в руках подошла к спиртовке. «От зеленых бобов, как бы ты ни захмелел, все полегче станет».

— Ну, а теперь как же? — она вернулась к прерванному разговору с мальчиком: — И твоя учительница до сих пор на свои деньги покупает для тебя тетради и книги?

— Да, она думает, что мы все еще живем в нужде, как тогда, когда Тхюи носила воду…

Лампочка мигнула — свет стал ярче. Только теперь тетушка Ти смогла рассмотреть мальчика: чертами и цветом лица он очень походил на сестру.

— Раз сегодня нет красавицы Тхюи, я избираю королевой тебя!

По лицу девушки пробежала тень. Американец погладил ее по волосам, схваченным блестящей заколкой и широкой волной ниспадающим на грудь. Девушка повернулась к нему, но тот, улыбаясь, уже занялся другими девицами. Какой-то американец поднял бокал и, с силой стукнув им об стол, крикнул что-то и расхохотался. Девушки настороженно смотрели на него. Он продолжал раскатисто хохотать и вдруг как-то сразу затих. Потом поднялся еще один — большой, краснорожий, он оставил девицу за столиком одну и подсел к ее подруге. Такое уж было у него обыкновение. Как и у прочих американцев: сегодня сидит с одной девушкой, завтра — глядишь, рядом с ним уже другая. У них это называется «сменой блюд». Но бывает и так: приглянется американцу какая-нибудь одна, и он только к ней и садится за столик — и всегда на одно и то же определенное место. Вот таким посетителем и был майор Дорис. Для него существовала только одна Тхюи.

— Ты какая-то сердитая… — Американец задумчиво перебирал мягкие волосы девушки. — Каждая девушка, каждая женщина считает себя звездой с силой притяжения, значительно превышающей силу притяжения любого небесного тела. Но, — продолжал он, помедлив, — мужчина обычно оценивает женщину объективно и впадает в преувеличение, только если влюблен.

Он наклонил голову и заглянул девушке в глаза.

— Это я о мужчинах вообще, что же касается меня, я совсем другое дело. Ты согласна с этим? — Он пожал плечами и саркастически усмехнулся. — Мне опротивели эти бесконечные возлияния и увлечения на час… Надоели и вы все до чертиков!.. Но ничего другого не придумаешь… Хоть тресни! Некуда себя деть! Иной раз хочешь плюнуть на все эти развлечения и не ходить сюда, а ноги сами несут… Наваждение…

Он поднес рюмку к губам.

— Хватит, замолчите! — вдруг взвизгнула девица. — Прямо чокнутый какой-то!

— Нет, милашка, это ты тронулась…

Бац! Американец получил оплеуху. Рюмка, скользнув по его губам, выпала из руки и покатилась по столу. Другой американец, сидевший рядом, успел подхватить ее. Он удивленно уставился на своего соседа. Вино кругами разлилось по столу, брызги попали на волосы девушки и мундир ее кавалера. Американец облизал губы и принужденно улыбнулся.

— О’кэй! О’кэй! Теперь понятно, с кем мы имеем дело — с обыкновенными проститутками, а не с приличными девушками.

Он сказал это на каком-то смешанном наречии: слово «проститутка» произнес по-немецки, и поэтому девушка не поняла его. Сложив руки на столе, она широко раскрытыми покрасневшими от слез глазами смотрела на американцев. Посетитель, сидевший рядом с ее кавалером, насмешливо спросил: