Девушка А - [17]

Шрифт
Интервал

Несколько дней в деревне работала столичная пресса. В результате несчастного случая отец нашей Матери лишился ноги, а одного ребенка, в костюмчике тыквы, придавило насмерть. Мать была взбудоражена. Ей очень нравились шустрые, сообразительные репортеры с такими же, как у нее, блокнотами. Она определенно стала королевой этой трагедии: и жертвой, и невольной участницей одновременно.

Сидя рядом со своей матерью на диване в гостиной, зажав в кулаке носовой платок, она выдавала корреспондентам версию событий глазами очевидца. В конце каждого интервью наша Мать добавляла: в свете случившегося на нее снизошло озарение — она тоже хотела бы стать журналистом и давать людям возможность поведать миру то, о чем они хотели бы рассказать. На последней страничке своего блокнота она записывала все имена, фамилии и номера телефонов репортеров, в скобках указывая заголовки их статей; проставила звездочки каждой публикации, и критериями ее оценок служили профессионализм автора и количество времени, которое он уделил лично ей. Когда придет ее час, она будет знать, к кому обратиться.

Кроме журналистов к ним наведались однажды и представительницы Сельской христианской церкви.

Однажды вечером в дом тихонько постучались — Мать даже не сразу поняла, что это был за звук. Стук повторился. Под дождем, не приближаясь на всякий случай к двери, стояли три женщины — на головах платки, лиц в тени не разглядеть. Самая взрослая на вид держала в руках корзинку с теплым хлебом, накрытую кухонным полотенцем; когда она протянула ее Матери, та испугалась. Почему-то у нее мелькнула мысль, что в корзине лежит ребенок.

— Мы каждый день молимся за тебя, — сказала одна из женщин.

Другая добавила:

— И за твоего отца.

— Да, за него тоже. Можем ли мы увидеть его?

— Он еще в больнице, — ответила Мать. — Дома мама и сестренка.

— Если вдруг тебе станет одиноко, — проговорила самая старшая представительница церкви, — обязательно приходи к нам.

— Детей полагается ждать с распростертыми объятиями, — заключила третья.

Ее отца выписали из больницы через месяц. Столичная пресса разъехалась, погибшего ребенка похоронили — траурная процессия прошла тем же путем, что и на празднике урожая. Отец сидел перед телевизором — тихо и неподвижно. Левая штанина его брюк болталась спереди, как призрак ноги. Мыть окна он больше не мог. Тогда-то наша Мать в первый раз пожелала, чтобы всего этого не случилось.

«Вот так и начался Парад», — рассказывала она.

Парад ее злоключений.

«Ну вот», — вздыхала она всякий раз, когда что-то случалось — уволили ли Отца, учитель ли позвонил узнать, почему кого-то из нас не было в школе, ударил ли впервые Отец Итана. «Это Парад, — говорила она. — Ничего не поделаешь!»

Перестав быть всем известной Принцессой урожая, Мать ухаживала за своим отцом, так как ее мама работала в деревенском магазине сверхурочно. Дочь следила, чтобы отец съедал завтрак, ведь мама заподозрила, что он пытается уморить себя голодом; проверяла обрубок ноги — не попала ли в рану инфекция. Отец сидел в кресле, дочь стояла на коленях на полу. Наша Мать гордилась своими обязанностями. Она касалась гладкой, запечатанной кожи, багрового рубца, оставшегося там, где накладывали шов, и думала, что, может быть, она станет доктором.

Во время осмотров оба — и отец, и дочь — хранили молчание. Отец больше не расспрашивал о новых интервью, а ей нечего было ему показать. Кроме отца наша Мать присматривала еще и за сестрой. Пэгги исполнилось восемь, и она доставляла много хлопот.

«У нее нет таких способностей, как у тебя, Деб, — говорила ей мама, — ей нужно помогать».

Покончив со своими уроками, Мать садилась за уроки Пэгги, с грустью — задания были по-детски просты. На некоторые вопросы она специально отвечала неправильно, чтобы учителя ничего не заподозрили, но иногда здания оказывались совсем уж элементарными, и она надеялась, что Пэгги однажды вызовут к доске и попросят ответить.

Вступительные экзамены в гимназию Мать провалила. Семья никак на это не отреагировала, как будто она и не подавала никогда никаких надежд. Парад продолжался. Мать пошла в местную общеобразовательную школу, наводненную болванами-фермерами и их будущими женами, и все они воняли навозом. У нее была одна-единственная подруга — Карен, болезненно худая, бесконечно скучная; ее семья переехала в деревню недавно. Когда Карен прикуривала сигарету, в глаза бросались ее кровоточащие, поломанные ногти. Учителя говорили, что Мать рассеянна и учится через пень-колоду. А разве могло быть иначе, ведь ясно как день: ее место не здесь. У нее появился псориаз — зудящие пятна на локтях и под глазами, — и она стала очень чувствительной. Мама так и объясняла жителям деревни, когда ее спрашивали в магазине, что же случилось с Деборой: она очень чувствительная девочка. В довершение всех бед Пэгги как-то умудрилась сдать экзамены в ту самую гимназию и теперь разговаривала со всеми отрывисто и жеманно, и голос ее пронзал все стены их наклоненного дома. И это Пэгги, для которой она пожертвовала всем.

Иногда по вечерам можно было увидеть, как Мать, не сменив школьную форму, направляется через всю деревню в Сельскую христианскую церковь — на мессу. Она шла быстрым шагом, согнув руки в локтях, колготки на щиколотках собирались складками, — и всегда одна. Приходила прямо перед началом службы и уходила до того, как прихожане поднимались со своих мест. В деревне ее называли образцом всепрощения. На самом же деле ей просто нравилось уходить по вечерам из дома, а еще — видеть, как облегченно улыбаются прихожане, радуясь тому, что она их простила.


Рекомендуем почитать
Остановившиеся часы

«Первооснова любого детектива, даже спрятанного за рубрикой «психологический», — интрига, то гипнотическое воздействие на читателя, которое заставляет отложить все дела и дочитаться до сути и узнать, как автор расставил все точки над «и». Это дано не каждому пишущему, но этот дар заметен в его работах.А. Зайцев написал не только криминально-занимательную вещь, но и более интеллектуальную повесть «Остановившиеся часы», показав тем самым, что, оставаясь самим собой, он может использовать и другую манеру письма.


Гобелен с пастушкой Катей. Книга 6. Двойной портрет

В самом начале нового века, а может быть и в конце старого (на самом деле все подряд путались в сроках наступления миллениума), Катя Малышева получила от бывшего компаньона Валентина поручение, точнее он попросил оказать ему платную любезность, а именно познакомиться с заслуженной старой дамой, на которую никто в агентстве «Аргус» не мог угодить. Катя без особой охоты взялась за дело, однако очень скоро оно стало усложняться. Водоворот событий увлек Катю за собой, а Валентину пришлось её искать в печальных сомнениях жива она или уже нет…


Самый обычный день

На юге Италии пропал девятилетний мальчик – вошел в школу и уже не вышел, словно испарился. Его мать в ужасе, учителя и родители обеспокоены – как такое могло произойти в крошечном городке, где все знают друг друга? Лола, известная журналистка криминальной программы, спешит на место происшествия и начинает собственное расследование. Она делает все возможное, чтобы пустить по ложному следу своих коллег, и уже готова дать в эфир скандальный репортаж и назвать имя убийцы… но тут выясняется, что местным жителям тоже есть что скрывать, а действительность страшней и запутанней любой гипотезы.


Рекрут

Когда судьба бросает в омут опасности, когда смерть заглядывает в глаза, когда приходится уповать только на бога… Позови! И он придет — надежный и верный друг, способный подставить плечо и отвести беду.


Люди гибнут за металл

Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.


С днем рождения, тезка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Будь у меня твое лицо

Пять девушек. Пять тяжелых судеб. Один офистель. Эту комнату снимает Кьюри. Она работает в рум-салоне – так в Южной Корее скромно называют клубы, где мужчины из высших кругов могут выпить в приятной компании красивых девушек, а потом, возможно, продолжить с ними вечер в гостиничном номере. Однажды сделав пластическую операцию, Кьюри больше не может остановиться. Если ты некрасива в этой стране, у тебя просто-напросто нет будущего. Соседка Кьюри, талантливая художница Михо, выросла в приюте, но выиграла стипендию и уехала изучать искусство в Нью-Йорк.