Девушка А - [15]
Итан Чарльз Грейси — директор Школы Уэсли в Оксфорде. Школа с яркой историей, она отличается выдающимися достижениями и имеет ряд признанных инноваций в области искусства в разных возрастных группах. На момент своего назначения Итан стал самым молодым старшим преподавателем Великобритании. Он является членом совета нескольких благотворительных организаций графства Оксфордшир; члены правительства обращаются к нему за консультациями по вопросам, касающимся образовательных реформ; кроме того, он читает лекции и ведет международные семинары о своем личном опыте преодоления психологической травмы.
Я заказала себе еще выпить. Двери распахнулись, и из аудитории вывалилась гомонящая толпа. Итан вышел одним из последних, беседуя с двумя джентльменами в костюмах и с леди, у которой на шее висел бейджик. Он поймал мой взгляд, и на его лице, как и положено, появилась улыбка; остальные в мою сторону даже не взглянули.
Перекинув плотный пиджак через руку, он говорил о чем-то забавном и явно подходил к кульминации — перевернул ладони вверх, словно готовясь поймать смех слушателей. Когда Итан что-нибудь рассказывал, он делал это в точности как наш Отец — так же убедительно, пропуская историю через всего себя: через каждую жилу, каждый мускул, — но его глаза и губы при этом оставались безучастными, как будто на уровне шеи контакт с телом прерывался.
Вокруг, там, куда не падал его взгляд, его ожидали люди, желавшие поговорить. Я уселась поудобнее. Придется подождать и мне.
Спустя полчаса и три выпитых бокала наконец-то подошла и моя очередь.
— Привет! — Итан расцеловал меня в обе щеки. — Ну как тебе?
— Очень интересно! — воскликнула я.
— А моя идея с домиками на деревьях?
— Она-то мне и понравилась больше всего!
— Ну-ну — ты даже не зашла!
Я посмотрела на него и рассмеялась. Он — тоже.
— Просто задержалась на работе. Не сомневаюсь — ты был великолепен! Ну, как у тебя дела? Как Ана?
— Ана не смогла прийти. К сожалению. Я рассчитывал, что она составит тебе компанию. Ана не очень хорошо себя чувствует. Думаю, что у нее тот недуг — ну, печаль, как у художников в девятнадцатом веке, ею еще страдал высший свет. Как там она называлась?
— Истерия?
— Нет, полегче.
— Хандра?
— Да, точно. В общем, ничего страшного — пройдет.
Ему приходилось делать усилие, чтобы не отрывать от меня взгляда: люди вокруг говорили о чем-то гораздо более значительном.
— Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Мне просто нужно тут покрутиться.
— У меня тоже есть еще дела, — соврала я. — Так что крутись на здоровье. Похоже, для тебя это важно.
— Будут события и поважнее, уверяю тебя. Договорим на улице, ладно?
На Пикадилли было по-прежнему людно. Бело-синие огни над дорогой, покупатели, увешанные бумажными пакетами. Морозно — в самый раз для снега. Парочки — он в смокинге, она в вечернем платье — ныряли в вестибюли гостиниц. В магазинах, в каждой витрине — милая сказка. Декабрьский Лондон. Я намеревалась купить что-нибудь дорогое и вернуться назад, в свой отель, через Мейфэр[12]. Мне нравилось разглядывать форму швейцаров и освещенные окна квартир над улицей. Итан помог мне надеть куртку. Моя рука все еще сжимала рекламный листок.
— А это… — начал уже было он.
— Картинку ты выбирал?
— Да. Не узнаешь? «Дети на берегу моря»?
— Нет.
— Хоаки́н Сорóлья-и-Басти́да[13]?
— Я все равно не знаю.
— Напомнила мне о тебе, — пояснил он. — О тебе и о Эви, наверное.
— И впечатляющая биография, кстати. Горжусь тобой. Даже если все это ты сам написал.
Он уже хотел вернуться в академию и приготовил свою фирменную — «я снова с вами» — улыбочку.
— Просто безобидная выдумка, — проговорил он. — Так ведь?
История рождения Итана стала частью семейного фольклора задолго до моего появления на свет. Из моей же вместо достойного продолжения вышло сплошное разочарование. Она окончилась банально: на больничной койке на свет появилась девочка. Так что Отец редко рассказывал о моем рождении.
Мать была на восьмом месяце и работала секретаршей в той же конторе, где Отец чинил электроприборы, в часе езды от Манчестера. На этом сроке Мать уже с трудом дотягивалась до пишущей машинки, а над ее походкой хохотали все остальные секретарши; Отец по три раза в день поднимался к ней из полуподвала, где располагался отдел технического обслуживания, — носил еду в контейнерах и делал массаж. В тот день она не чувствовала ничего такого, что предсказывало бы скорое рождение ребенка, за исключением странного дискомфорта и лишь предчувствия боли. Но вдруг — во́ды — в трусиках и на дешевом офисном кресле.
В четвертый за этот день раз Отец поднялся по лестнице. Один из директоров компании, мистер Бедфорд — о да, однозначно «злодей»[14] в этой истории, — был уже рядом с Матерью и держал в руке трубку телефона, стоявшего на ее столе. Мать тоже держалась за трубку и просила, чтобы — пожалуйста — мистер Бедфорд ее положил, ведь они с мужем заранее решили: ребенок родится дома, и они сейчас же поедут туда. Мистер Бедфорд, как выяснилось, уже дважды пытался вызвать такси до больницы, но Мать каждый раз нажимала на рычаг прежде, чем он успевал договорить.
В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.
Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Пять девушек. Пять тяжелых судеб. Один офистель. Эту комнату снимает Кьюри. Она работает в рум-салоне – так в Южной Корее скромно называют клубы, где мужчины из высших кругов могут выпить в приятной компании красивых девушек, а потом, возможно, продолжить с ними вечер в гостиничном номере. Однажды сделав пластическую операцию, Кьюри больше не может остановиться. Если ты некрасива в этой стране, у тебя просто-напросто нет будущего. Соседка Кьюри, талантливая художница Михо, выросла в приюте, но выиграла стипендию и уехала изучать искусство в Нью-Йорк.