В окнах по обе стороны входа горел свет, но за занавесками не было видно, что происходит внутри. Я собирался постучать, но потом передумал и на полдюйма приоткрыл дверь.
Мой стакан стоял там же, где я его оставил. На прежнем месте находился и её стакан.
Я заметил ещё одну бутылку, содержимое которой было уже наполовину выпито. Белокурая амазонка сидела на стуле, опершись щекой о стол и вытянув руки. На её губах блуждала неясная улыбка, и она мирно посапывала. Я бочком пролез внутрь и закрыл дверь. Налив в стакан виски, я опорожнил его, потом посмотрел на себя в зеркало. Я выглядел как недожаренный гамбургер. Мне стало жаль самого себя, и, чтобы поднять настроение, я влил в себя ещё одну порцию спиртного. Затем приступил к рекогносцировке.
Когда я заканчивал обследование пятой комнаты, зазвонил телефон. Он продолжал трезвонить, пока я осматривал шестую комнату. Потом он замолчал, и я решил прекратить бесплодные поиски. В доме было не менее тридцати жилых и подсобных помещений, и проверить их все за короткий отрезок времени я был физически не в состоянии.
Возвратившись на кухню, я в третий раз приложился к бутылке.
Амазонка за столом мирно посвистывала носом. Я испытывал к ней самые дружеские чувства. Подойдя поближе, я слегка приподнял её голову и легонько постучал по плечу. Её улыбка сделалась шире, и она приоткрыла глаза. Потом радостно проворковала:
— Я так счастлива, что ты вернулся! Поцелуй меня!
Я поцеловал ее.
— Да, я вернулся, — сказал я. — Кто-нибудь заходил?
— Нет. Звонил телефон, но я не отвечала. Садись. Выпьем, поговорим о папаше Карамазове.
Она потянулась за бутылкой, наполнила стакан до половины и одним глотком отправила содержимое себе в рот. Её голова снова опустилась на стол, и через секунду послышалось посапывание. Я тряс её минут пять Она отключилась надолго.
В шкафу возле умывальника я нашел карманный фонарик. Не зажигая люстру, я пересек холл и после недолгих поисков обнаружил телефонный аппарат. В справочнике значился номер «Спрус-отеля».
Я сразу узнал голос клерка. Он сказал:
— «Спрус-отель». Дежурный администратор.
— Пожалуйста, миссис Кордей.
— Таких постояльцев у нас нет.
Я сказал:
— Слушай, ублюдок, ты знаешь, кто я. Завтра приеду в твой сраный отель и вытрясу из тебя душу. Где она?
— Выкатилась! — буквально зарычал он. — Благодарение Господу — выкатилась! Ей кто-то позвонил через две минуты после твоего ухода, и она отвалила. Спустилась по лестнице, попросила подогнать машину и слиняла. Молю Бога, чтобы она больше здесь не появлялась. Прощай!
— Подожди, я не закончил. Кто ей звонил?
— Не знаю. Голос мужской.
— Другие визитеры у неё были?
— Какой-то гомик в черной сорочке и белом галстуке. Но она уже смоталась. Он часом не твоя подружка?
— Прибереги остроты для своей шлюхи, — сказал я и бросил трубку.
Вернувшись в кухню, я на этот раз отхлебнул виски прямо из бутылки. Потом снова подошел к телефону. Я достиг такой степени опьянения, когда процесс мышления кажется особенно легким и приятным.
Развод. Все началось именно с него. Миссис Люсьен узнала о нем. Кто сообщил ей? Кому ещё было о нем известно?
Глория Кордей. Филип Кордей. И соответственно друг и подруга — Дон Малли и Джулия Дюпрэ. Не Фэй Бойл. Последняя утверждает, что не знала абсолютно ничего, пока в субботу ночью не прилетела из Нью-Йорка.
Миссис Люсьен не желала составлять новое завещание. Для неё была невыносима мысль о скандале, который мог явиться его следствием. На безупречной памяти её супруга не должно быть ни единого пятнышка. Тем не менее, завещание она изменила, оно лежало у неё в сумочке. Потом она отправила его по почте, с тем чтобы я показал его Кордею. Несомненно, она надеялась, что тот одумается и изменит свое поведение. Ничто, впрочем, не мешало ей аннулировать новое завещание и восстановить прежнее, но этому воспрепятствовала её смерть.
Я занимался делом о разводе. У Хэпуорта в его адвокатской конторе хранились нотариально заверенные экземпляры старого и нового завещания. Потом все начали заниматься только мною. Неожиданно вся картина предстала передо мной так же отчетливо, как мой распухший нос в зеркале. Загадкой оставалось лишь убийство Кордея.
Ясно, что ликвидировал его не Кафка, потому что со смертью Кордея он мог поставить крест на долге последнего. Из числа подозреваемых я исключил также Глорию. Она весь день находилась в отеле, что подтверждал клерк. Мои мысли переключились на Фэй Бойл. Насколько сильна была её ненависть к мужу сестры? На что она могла пойти ради её защиты?
Зазвенел телефон. После некоторого колебания я поднял трубку:
— Да?
— Извините, вы не могли бы пригласить к телефону миссис Кордей? — Голос Эдди Силвера звучал преувеличенно любезно.
— Нет.
— Тогда, пожалуйста, передайте ей, что её сестру в данный момент развлекают друзья мистера Кордея. Она поймет, что я имею в виду.
— Ты, как и прежде, в черной сорочке и белом галстуке?
— Кто со мной говорит?
Я сказал:
— Позови Ника.
— Я спрашиваю, кто со мной разговаривает?
Я промолчал. На другом конце провода слышалось едва различимое перешептывание. Кто-то громко сказал: «Заткнись!». Потом трубку взял Кафка:
