Девочка выздоровела - [3]

— Разве сегодня воскресенье? — спросила девочка.

— Нет. Просто остальные рубашки в прачечной.

Луг внезапно кончился, и перед ними возникло море. Море было настолько гладким и прозрачным, что девочка увидела, как в нем отражается небо со всеми сверкающими звездами, несмотря на то что солнце стояло в зените. Она бросила камешек. Он, булькнув, медленно опустился на дно. А во все стороны разбежались волночки, потом потемнело синее море и бурливо вздулось.

— Плещут — блещут, — прошептала девочка.

— Блещут — плещут, — поправил он.

— Бочка — тучка…

— Тучка — бочка…

Бочку швыряло в море-океане в разные стороны. Было темно и страшно.

Мальчик погладил ее по голове.

— Это не просто так? — Девочка прислонилась к его плечу и закрыла глаза.

— Просто так. Спи. Ты — спящая царевна, а я — Елисей…

В это время бочку обо что-то стукнуло, и все остановилось. Мальчик вышиб дно и вышел вон.

Перед ним стоял весь в черном незнакомый дядька с длинной-предлинной бородой.

— Ты что, не знаешь, что ее ждет доктор? — зло произнес дядька.

— Это Мор! — испуганно зашептала

Это Мор! Он весь в черном!..

— Не мешало бы поздороваться, — вежливо поклонился мальчик.

— Не смей держать ее за руку! — закричал Мор. — Доктор не станет ждать! Убирайся!

— Ткачиха, повариха, сватья баба Бабариха! — запрыгал мальчик перед Мором. Потом он поклонился девочке. — Извините, сударыня, но вас ждет доктор… Завтра в восемь пятнадцать…

И мальчик направился в сторону таинственной сени, размахивая тоненькой палочкой. А Мор поднял с земли огромный камень и, крадучись, пошел за ним. И вдруг девочку охватил ужас. Она закричала и уселась на кровати…

Мать, растрепанная, в ночной рубашке, возникла в комнате. Горел ночник. Было два часа ночи. Еще через мгновение вошел отец в пижаме.

— Что случилось? — спросила мать, присаживаясь на кровать и привлекая девочку к себе.

— Он хотел убить его! — воскликнула девочка. — Он хотел его убить!

— Тебе приснилось, девочка, — успокаивала мать. — Тебе просто приснилось…

Отец подал ей стакан с водой.

— Мало ли что может присниться, — сказал он. — Успокойся и спи…

— Нет! — испуганно повторяла девочка. — Я не могу спать! Не могу! Иначе он его убьет…

Но постепенно затихла и, прижавшись к матери, смотрела куда-то в одну точку. Отец так и стоял перед ней, держа в руке стакан с водой.

Потом девочка сказала уже почти спокойно:

— Идите. Я сейчас усну.

— Погасить свет?

— Да.

Утром, пока девочка умывалась, мать сказала отцу:

— Она ужасно выглядит… Она так и не уснула…

— Надо опять пойти к врачу, — сказал отец. — Проверить нервы…

…В восемь пятнадцать учитель вышел из метро. Когда девочка увидела его, она облегченно вздохнула и только теперь почувствовала, что не выспалась.

— Доброе утро, сударыня, — почему-то сказал учитель. — Ты меня ждешь?

— Нет, — ответила девочка. — Я смотрела киноафишу на воскресенье.

На учителе была голубая рубашка.

«Пятница», — подумала девочка.

Она выглядела утомленной и еще более бледной, чем вчера.

— Что сказал доктор? — Учитель погладил девочку по голове, но она вспыхнула и отдернулась, и ему стало неловко.

— Чепуха, — бросила она. — Ничего особенного.

Они уже подходили к школе.

— А что ты выискала в воскресной афише?

— Чаплинские короткометражки. В «Уране», — безразлично ответила девочка и добавила: — В четырнадцать тридцать.

На четвертом уроке учитель галопом пронесся по сказкам и перешел к лирике Пушкина. В течение всего этого времени девочка вела нарочитую переписку с долговязым мальчиком из первого ряда, бросая на учителя короткие взгляды, от которых ему становилось неспокойно. Перед самым звонком учитель прервал объяснения, вызвал долговязого к доске и, придравшись, вкатил ему двойку. Когда он аккуратно выводил отметку в журнале, он успел из-под очков взглянуть на девочку. Она смотрела на него, изумленно вскинув брови. Потом еле заметно улыбнулась и положила учебник в свою синюю джинсовую сумку…

«Не хватало мне только этого, — думал учитель, сидя после пятого урока в учительской на педсовете и глядя в окно, которое выходило в парк. Он видел, как девочка шла своей совсем не детской походкой, слушая семенящего возле нее долговязого двоечника. — Чур! Чур, дитя…»

— Ты, девочка, посиди там, возле кабинета, а мы с мамой посоветуемся, как с тобой быть, — сказал доктор, вытирая руки после осмотра.

Девочка пожала плечами, зашла за ширму, оделась и вышла из кабинета.

— Ну что, мамаша, — как бы рассуждая вслух, начал доктор. — Девочка в пубертатном периоде, который часто характерен биохимическими и психофизическими сдвигами. От вас требуются терпимость и терпение… Тактичность, я бы сказал… В девочке просыпаются чувства, я бы даже сказал — влечения… Отвлекающая терапия, спорт, железо… Как можно больше железа… А сон мы восстановим вот этими таблетками… Будете давать их по схеме — одну, две, три и так далее, пока не восстановится сон. После первой же спокойной ночи — в обратном порядке: пять, четыре, три и так далее. — И он начал что-то торопливо записывать в карточке.

…Часов в десять вечера девочка отложила Пушкина, погасила свет и, лежа на спине, не мигая, стала смотреть в потолок, наблюдая за призрачными движениями причудливых теней, исходивших от росших за окном деревьев. Луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела, когда в комнате вдруг раздались ледяные звуки челесты и кто-то осторожно присел на кровать, тронув ее за плечо.