Девочка в гараже - [85]

Мне вспомнилась давняя поговорка: «Мы любим не за что-то, а несмотря ни на что»

Ждать испытания моей новой решимости пришлось недолго. Уже на следующее утро мне поручили раздачу еды во всех отсеках корпуса А. Мой напарник на вышке объявил по громкой связи, что раздача начинается, и всем заключенным надлежит одеться и выстроиться у раздвижных дверей. (Здесь, в отсеках корпуса А, в отличие от камер строгого режима, еду раздавали через раздвижные двери. Помогали в этом проверенные помощники из заключенных). Я покинула вышку, чтобы встретиться с помощниками и вместе с ними приступить к раздаче.

– Я начну с отсека 100, – сообщила я. Когда раздвижную дверь открыли, я объявила на весь общий зал: – Леди, прошу построиться! Приготовьте личные номера! – Я вытащила из кармана ручку, чтобы делать пометки, и началась выдача пакетов. Отсек 100 – завершено. Отсек 200 – завершено. Отсек 300… Я заметила, что меня начало подташнивать. Видимо, в последнем отсеке меня ждет испытание.

Я дошла до раздвижной двери отсека 400, но та не открылась. В чем дело? Поскорее бы отмучиться. Я взглянула на окно вышки и увидела, что мою напарницу отвлек кто-то из заключенных из отсека 200. Я стояла, злилась и ждала, когда та обратит на меня внимание.

Проходили минуты. Я надеялась поскорее пройти свое испытание, но чем дольше стояла лицом к лицу с этими заключенными, тем сильнее становилась моя неловкость.

– Мерк – вышке корпуса А, – сказала я в рацию. – Раздача в отсеке 400. Откройте дверь, пожалуйста.

– 10–12, Мерк. Разбираюсь с двухсотым.

Надзирательница на вышке велела мне «подождать немного», пользуясь условным кодом, и я поняла, что торопить ее бесполезно. Она все равно не откроет отсек до тех пор, пока не сможет уделить мне все свое внимание. Этим правилам безопасности обязаны следовать все надзиратели.

Пока я ждала, переминаясь с ноги на ногу, я старалась не смотреть на женщин, которых видела через окно, и притворялась, будто занята списком. Ожидание затягивалось. Заключенные словно дышали мне в затылок. Я знала: они глазеют на меня. Я чувствовала это. И видела по глазам моих помощников-заключенных.

– Мерк – вышке корпуса А. Нужна моя помощь в отсеке 200?

Может, там какие-то проблемы, требующие присутствия надзирателя? Это было бы очень кстати.

– Ответ отрицательный, Мерк. 10-4 (все в порядке).

Наконец надзирательница на вышке повернулась ко мне, раздвижная дверь отсека 400 открылась. Семнадцать женщин выстроились лицом к двери в ожидании еды. Момент настал. Я заставила себя смотреть каждой в глаза, когда ко мне подходили с личными номерами. Помощники вручали женщинам пакеты с обедом, я делала пометку рядом с номером и фамилией заключенной в списке и дружески говорила ей: «Доброе утро».

Большинство из них, предъявив номер, сразу же опускали глаза, забирали еду и отходили. Некоторые удивленно вскидывали на меня глаза, но молчали. Двое ответили: «Доброе утро».

Я изумилась, но почувствовала, что начинаю искренне улыбаться, а между мной и заключенными возникают непривычные узы. Я увидела даже, как одна из женщин еле заметно улыбнулась, встретившись со мной взглядом.

– Надзиратель Мерк – вышке корпуса А, – передала я по рации сдержанным и профессиональным тоном, хоть у меня и наворачивались слезы.

– На связи, Мерк.

– Раздача закончена. Начинаю обход отсека 400.

– 10-4.

Я вошла в отсек, раздвижная дверь закрылась за мной. Быстро пройдя по отсеку, я заглянула во все камеры нижнего яруса по очереди. Заключенные занимали места за металлическими столами, доставали еду из пакетов, клали мясо и сыр на ломти хлеба, открывали пакеты с молоком. Проходя по общему залу, я слышала, как они шепчутся, и заставляла себя идти медленнее. Несколько женщин подняли головы – и сразу же опустили. Двое прислонились к дверям камер и следили за мной, продолжая жевать. Почти полную тишину нарушал только топот моих форменных ботинок.

Поднимаясь на верхний ярус, я чувствовала, как снизу на меня устремляются взгляды. Я посмотрела вниз. За мной наблюдали почти все. И я остановилась и улыбнулась – да, улыбнулась! – им, глядя сверху. Саму себя я удивила больше, чем их. Отперев дверь в перегородке между отсеками, я вышла в сотый отсек и заперла дверь за собой. Прислонившись ухом к двери, я слышала, как женщины сразу же заговорили друг с другом.

Пока я выполняла следующие обязанности, мой разум боролся с моим духом из-за четырехсотого отсека. Господи, почему это было так трудно? О чем они сейчас думают и говорят?

Это не твоя забота. Просто повинуйся. Я услышала, как Бог обращается к моему духу. Я не просто являла им любовь Христа. Бог менял мое сердце, делал его не столь жестоким к этим женщинам.

С Карен все было так же.

25. Бомба с часовым механизмом

Входить в тюрьму Эстрейя и выходить из нее почти ежедневно было все равно, что проваливаться в дыру во времени. Менялись даже привычные мне представления о его обозначении: в тюрьме пользовались воинским форматом – цифрами без двоеточия. Внутри, казалось, время замирало. Дни, похожие один на другой, угнетали. В семь утра вместо приглушенного ночного освещения включался яркий дневной свет. Начиналась перекличка и проверка номеров, затем заключенных водили в душ, убирали их жилые помещения, конвоировали тех, кому предстояли поездки в суд, свидания, врачебные осмотры, потом приводили обратно. Обед разносили около десяти, ужин – в половине шестого. Если один день и отличался от другого хоть чем-нибудь, то чаще всего выигрышем в карты, обменом книгами или, изредка, дракой заключенных. Бич тюрем – однообразие.