Девочка в гараже - [43]

– Да. Прощение есть… даже за то, что натворили вы, – я произносила эти слова и сама же поражалась их истине. – Уверена, сейчас Бог скорбит, потому что Он любил Ханну. Он и теперь ее любит. Но он любит и вас, – я знала, что это говорит Святой Дух, потому что мне самой хотелось только бичевать и ранить ее. – Бог в своем Слове говорит нам, что для тех, кто любит Его и смиряется перед Ним, любой грех может быть прощен. До своего обращения апостол Павел ненавидел тех, кто верил, что Иисус – Сын Божий, преследовал их, чтобы бросать в темницу, мучить и умерщвлять. Богу пришлось допустить, чтобы в жизни Павла случился переломный момент, и этим привлечь его внимание. Так и с вами. Павла ожидало прощение. И не только прощение: через него распространилась благая весть об Иисусе. Грех убийства простителен, если виновный истинно раскаивается и искренне обращается к Богу. «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи (наши) и очистит нас от всякой неправды». Это Первое послание от Иоанна, девятый стих первой главы. Да, Карен, тому, что вы совершили, есть прощение. Но его может даровать только Иисус.

Она кивнула со слезами на глазах.

У меня колотилось сердце. Мы молчали. Только Бог был способен обратиться к ней в тот момент. А у меня не осталось для нее слов надежды – кроме тех, которые я уже произнесла. И у нее не осталось вопросов. Она задала важнейший из них. И я поделилась с ней высшей истиной.

Все, что я знала наверняка, – что мне все еще больно. И я все еще зла

Я чувствовала, как мое сердце, словно целиком состоящее из горя и гнева, менялось в этой холодной комнатушке, и молила Бога поговорить с нами.

– Вы хотите обрести это прощение и надежду в Иисусе? – услышала я собственные слова.

Мое сердце заполнилось. Им владел Святой Дух. Только по воле Божьей я смогла поделиться такой надеждой. Только Его милостью я смогла поведать Карен истину про ее грех.

– Да. Я хочу принять Его в свою жизнь. Хочу впустить Его в свое сердце и молю Его о прощении.

Я протянула ей руки, она крепко сжала их. Ее ладони были теплыми и влажными от пота. Мы обе склонили головы, и я сказала, что научу ее простой молитве. В ней не было ничего сложного. Никаких заучиваний. Я объяснила Карен, что все мы – грешники, и нам нужен Спаситель. Мы должны принять Иисуса как Сына Божьего, сошедшего на землю, чтобы мы обрели в Нем спасение, надежду и прощение. И я взмолилась: «Войди в мое сердце, Господи. Спаси меня и прости мне мои грехи. Я люблю Тебя и хочу следовать за Тобой. Аминь».

Карен повторила мои слова, и, казалось, действительно просила у Бога прощения для себя. Сомневалась ли я в ее искренности? Я думала об этом, но знала Бога достаточно хорошо, чтобы понимать: не мне спрашивать об этом и не мне отвечать. Это касается только Карен и Бога. Я не сомневалась: Бог услышал ее молитву. Не сомневалась: Он способен спасти и простить ее. Я сделала свое дело. Поделилась с Карен благой вестью и помолилась вместе с ней. Способна ли и я прощать так же свободно, как Бог? А это уже касается только Бога и меня. И мне была ненавистна мысль, что ответа я пока не знаю. Все, что я знала наверняка, – что мне все еще больно. И я все еще зла.

12. Непредвиденные затраты

Несколько дней после похорон в нашем доме висела скорбная тишина. В голове у меня мелькали сцены на кладбище. Дорога, холмик свежей земли среди травы, плачущие дети Бауэр, сотрудники УДС поодаль от остальных скорбящих – все это чередой проплывало перед моим мысленным взглядом, будто на медленной, никогда не останавливающейся карусели. Оставаясь одна, я часто плакала.

Каждый день я надеялась на исцеление, которое вернет мою семью к привычной жизни. По ночам я слышала приглушенные всхлипы из детских спален. Для кого-то, может, похороны и подвели черту. Но не для меня. И не для моей семьи. Переживем ли мы все это хоть когда-нибудь? Казалось, всю нашу семью сбил грузовик. Лежа на дороге, все мы мучились, истекали кровью и не могли помочь друг другу. Я понимала: нам нужна чья-то помощь, чтобы разобраться с нашей болью. Помочь нам должен человек, которому мы смогли бы довериться, способный убедить нас излить душу.

Я созвонилась с Роном, христианским психологом-консультантом, и он пригласил нас всех к себе в приемную после окончания рабочего дня. И пообещал дать нам всем столько времени, сколько понадобится. Детям не хотелось ехать, но они согласились. Рон расставил по кругу складные стулья, начал с молитвы, а затем предложил всем нам рассказать о своих чувствах. Каждому из нас было мучительно, но полезно услышать, что чувствуют и думают остальные. Кротость и мягкий голос Рона сгладили неловкость. Мы говорили и плакали полтора часа, а потом обняли на прощание Рона и в молчании вернулись домой.

Снова потянулись дни, пока однажды утром в день уборки не зазвонил желтый телефон на стене. Чарльз пылесосил, сквозь шум я услышала, как он зовет: «Мам, телефон!» Я поспешила в кухню, сняла трубку и крикнула в нее, пересиливая рев пылесоса: «Алло!»

Тихий голос на другом конце провода был едва слышен. Я потащила телефон на витом шнуре через кухню в угол, подальше от пылесоса.