Девочка, ты чья? - [78]

Он сидел в гостиной, слушая музыку Моцарта и делая вид, что читает деловые бумаги. На самом деле Эдон не любил Моцарта, но где-то читал, что именно его музыка успокаивающе действует на слишком возбужденный мозг. Эдон сейчас нуждался именно в этом.

Ему позвонила Долл Фарагут и сообщила, что мисс Гаррет и ее спутник возвращаются в Кодор рейсовым самолетом и прибудут в новый аэропорт через час.

Эдон тут же перезвонил Лабони на пейджер, послав ему номер рейса и время прибытия. Тот ответил условным сигналом, означавшим, что послание Эдона принято.

Еще два убийства… Но от этого никуда не деться, иначе жизнь его семьи будет непоправимо разрушена.

Он не видел и не слышал, как в комнату вошла Барбара в сопровождении любимой белой собачки. Но когда она попала в поле его зрения, Эдон увидел на ее лице нечто такое, что заставило его встревоженно спросить:

– Что случилось?

Она стояла босая, в белой ночной сорочке и пеньюаре.

– Я собиралась принять снотворное, когда услышала ужасный крик у амбара…

Эдон знал, что Лабони устроил западню для Холлиза, что на сеновале лежал Бобби Мидас, лучший стрелок во всем округе. Если бы он выстрелил в Холлиза, тот не успел бы издать ни звука.

– Ну давай вместе посмотрим, что там такое, – с напускной веселостью проговорил Эдон, выводя Барбару на террасу. Ночь была тихой, слышен был только звук падавших с крон деревьев капель дождя. – Вот видишь, – улыбнулся Эдон. – Кругом ни звука. Должно быть, тебе это только показалось.

– Нет, не показалось, – заупрямилась Барбара. – Это был крик боли.

– Так или иначе сейчас никто не кричит. – Эдон обнял ее за плечи.

– Но что это могло быть? – со страхом в глазах повернулась к нему жена.

– Филин, койот, да что угодно! – пожал он плечами. – Пойдем в дом, ты простудишься. Я дам тебе снотворное и уложу в постель.

– Я все думаю о Холлизе, – тихо сказала Барбара, глядя в сторону леса. – Я боюсь за него…

– С Холлизом все будет в порядке, – успокоил ее Эдон. – Хочешь стакан теплого молока? Это поможет тебе уснуть.

– Нет, я не хочу молока. – Барбара печально покачала головой и расплакалась.

Тернер задержался перед дверью в квартиру Хуаниты Брэгг, чтобы успокоиться и вернуть себе самообладание. Теперь нельзя было ошибиться. Эта женщина располагала крайне важной информацией, которую он должен непременно получить.

Позвонив в дверь, Тернер услышал, как тявкнула маленькая собачка. Затем дверь отворилась и на него пристально уставилась женщина с крашеными рыжими волосами. Ее лицо напоминало печеное яблоко. Женщине было явно за семьдесят, она была высокая и рыхлая. На ней был длинный шелковый малиновый халат, отделанный по вороту страусовыми перьями. Рядом с ней дрожал от злости крошечный той-терьер.

– Должно быть, вы и есть тот самый адвокат, который звонил мне сегодня вечером! – улыбнулась старуха, отчего морщины на ее лице стали еще глубже и извилистее.

– Тернер Гибсон, – представился он, протягивая ей руку. – А вы миссис Брэгг?

– Заходите, заходите, – улыбнулась она, пожимая ему руку.

От нее пахло крепкими духами и хорошим вином.

Гостиная была обставлена дорого, но безвкусно и парадоксально напоминала престижный публичный дом. Хозяйка усадила гостя на диван и предложила выпить портвейна. Тернер отказался. Тогда она налила себе солидную порцию и выпила. Судя по всему, она изрядно накачалась еще до прихода гостя. Интуиция подсказала Тернеру, что перед ним начинающая алкоголичка.

– Миссис Брэгг, давайте сразу перейдем к делу, – обаятельно улыбаясь, предложил Тернер. – Вы сказали, что у вас сохранился дневник с тридцатью пятью именами пациенток клиники доктора Хансингера.

– Я пересчитала – их оказалось тридцать шесть.

– Вы готовы продать ваш дневник?

– За хорошую цену? Да, – неожиданно трезво сказала старуха, и ее глаза холодно сверкнули.

– Хорошо, мы обсудим его стоимость чуть позже, а сейчас мне необходимо убедиться в ценности ваших записей. Не расскажете ли мне, каким образом вы были связаны с Хансингером?

– Я была медсестрой и познакомилась с доктором Хансингером, когда еще он работал в Хот-Спринге, штат Арканзас.

Тернер удивился, поскольку раньше не слышал о том, что у Хансингера была практика в Арканзасе.

– Потом, в пятьдесят шестом году, – продолжала Хуанита Брэгг, – его лишили лицензии из-за нелегальных абортов и необоснованного применения наркотических средств.

– Тогда он переехал в Оклахому?

– Да, земля там была тогда недорогой. Доктор купил старое здание водолечебницы и основал собственную клинику.

– И вы, не потеряв с ним связи, стали направлять к нему клиентов?

– Да, я многим рекомендовала его клинику, – уточнила она, делая акцент на слове “рекомендовала”.

– Разумеется, прошу прощения.

– Тем девушкам требовалась медицинская помощь, должен же был хоть кто-нибудь им помочь! – патетически воскликнула миссис Брэгг.

– Вы знали, что Хансингер делал нелегальные аборты и продавал младенцев?

– Это я быстро поняла.

– Именно поэтому вы со временем перестали посылать к нему девушек?

– Нет. – Старуха отвела взгляд.

– А почему?

– Некоторых он… калечил, – помолчав, сказала она. – К тому же времена изменились, женщины перестали стыдиться внебрачной беременности и сексуальных отношений, они вообще потеряли всякий стыд.