Девочка с персиками - [10]

Шрифт
Интервал

Мой взгляд упал на конверт с фотографиями, отснятыми мною в

Сибири. Картины безмятежного счастья – купание в Оби в районе новосибирского речного порта на фоне промышленных доков с кранами и транспортерами. Голые Гейгер и Леночка Целлофанова. Гейгер без своего пиратского платка. Леночка стоит у него на плечах и струйка воды с темного куста ее намокшей пизды тоненькой струйкой стекает на его незащищенную лысину.

Или снимки с Алтая. Купание в горных ручьях, где я заставил их играть Адама и Еву, бегая меж елок в первозданном виде. Сложно понять отношения между мужчиной и женщиной. Что он в ней нашел и почему он в нее так вцепился? Почему она ему не дает? Это все очень странно.

Они остались ждать, пока их поженят. В ЗАГС-е им назначили свадьбу через месяц. Так должно быть, согласно закону. И они там ждут. Может быть, уже поебались. А, может быть, и дотерпят.

По-моему, разницы нет никакой, хотя разница, все же, наверное, есть.

Если дотерпят, им будет слаще ебаться в первую брачную ночь. Хотя, если Гейгер напьется с гостями, а, скорее всего, именно так и произойдет, то ему будет уже не до ебли, он будет спать и поебется только на следующее утро.

В более идиотскую ситуацию я еще никогда не попадал. Он сделал меня во всем виноватым, хотя ни в чем виноватым не был. Я ехал в

Сибирь собирать сибирскую литературу, а не женить Гейгера. Именно на это мне дали деньги из австрийских литературных фондов, за которые теперь придется отчитываться.

Я еще раз взглянул на тоненькую струйку воды на фото, стекающую с мокрых волос Леночкиной пизды на незащищенную лысину Гейгера. На столе лежал мой многострадальный "Никон". Ему тоже досталось от

Гейгера. Он вышвырнул его вместе с моими вещами и рукописями сибирских авторов в грязную дворовую лужу. Но ему, моему "Никону", повезло больше, чем рукописям. Его я достал и просушил в поезде, а рукописи оставил плавать.

Говорят – "рукописи не горят". К этому могу добавить из собственного опыта – "рукописи еще и не тонут". Поскольку они действительно не тонули, они плавали по поверхности большой новосибирской лужи вместе с размокшими окурками и каким-то разложившимся мусором.

Я достал фотоаппарат из чехла и поиграл его объективом.

"Zoom-in", "zoom-out"… Я приложил глаз к окуляру и нацелился на лысину Гейгера. Затем на Леночкину пизду. "Безусловно, бывают пизды получше" – подумал я. "Причем совсем не обязательно в Новосибирске.

Даже здесь в Вене. Нужно только найти. Нужно прочесать местность.

Вооружиться фотоаппаратом и прочесать".

Через несколько минут у меня уже был готов тактический план. Я спустился в газетный киоск, купил свежий номер газеты "Фальтер" и вернулся домой. "Фальтер" – газета для интеллектуалов, ее не читают гопники. В ней, кроме программы выставок и культурных мероприятий, есть место для объявлений.

Я вырезал и заполнил купон. Осталось только отнести его на почту и подождать, пока объявление опубликуют. Текст был коротким – русский фотограф ищет моделей для выставочного проекта "Женщины

Вены". Там же я указал свой номер телефона.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Полковник. Выставка "Диалоги". ЦВЗ "Манеж".


Вынув свои шмотки из лужи, я отправился на вокзал. Из

Новосибирска надо было уезжать. Ехать в Вену не имело смысла. Летом там нечего делать. Поэтому я решил заехать в Санкт-Петербург, навестить друзей и как-нибудь развлечься. Но поезда шли только в

Москву. Прямого поезда на Питер не было. Оказывается, его отменили два года назад. Поэтому я взял билет до Москвы. Поезда на Москву шли почти каждый час. Это была единственная дорога, связывавшая Сибирь с центром.

В поезде я вычесал грязные обломки гейгеровских ногтей из своей шевелюры. Со мной в купе ехал полковник. Он очень обрадовался, что ему будет с кем поболтать. Ему хотелось высказаться. К тому же, я направлялся в Питер, а он там в свое время учился. Заканчивал Высшее

Командное Училище. Полюбил город всем сердцем, но служить приходится по разным глухим местам.

– Может быть, – мечтательно сказал он – когда выйду на пенсию, попрошу, чтобы мне дали там квартиру! Где-нибудь в Купчино или на

Гражданке – такие изумительные места!

– Да уж, – неуверенно кивнул я.

– А ты в каком месте там живешь? – поинтересовался он.

– На Чайковского, – сказал я.

– На Чайковского?! – обрадовался полковник. – Так это же рядом с моим училищем! Станция метро "Чернышевская"!

– Точно.

– На Чайковского мы ходили пить пиво. Там был такой угловой гастроном напротив кинотеатра "Ленинград", с рюмочной. В нем было пиво и водка в разлив. Дешево. А иногда мы брали бутылку с собой и шли в Таврический сад на лавочку. Там девушки гуляли. Мы с ними заговаривали. Со своей будущей женой я там познакомился. Она сама из

Любани. Это райцентр под Питером. В город каждый день по два часа в одну сторону ездила. В ПТУ училась на Тверской. Знаешь? Ходила от метро через парк. В Питере, конечно, Тверская не как в Москве, одно название только, ха-ха! Но, зато к Смольному прямо выходит. Там тоже гулять хорошо на территории бывшего монастыря. Кусты глухие. Первый раз мы с ней там и потрахались. Понравилось страшно. В Таврическом не потрахаешься, людей много. А квартиры у нее своей не было. Только домик родительский в ебенях за сто километров. Вот мы с ней там в кустах любовью-то и занимались. Я сам деревенский, псковской. Так что привычный. В ложбинку девку положишь или к дереву раком приставишь, и… Ну, сам понимаешь! Не мне тебя учить. Да… Так есть магазин-то этот еще на Чайковского?


Еще от автора Владимир Яременко-Толстой
Мой-мой

Душераздирающая сексуальная драма, происходящая на фоне питерских богемных тусовок. Правдивая история любви русского поэта и финской дипломатки.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.