Девочка перед дверью. Синие горы на горизонте - [7]

Но про это Фемида мне объяснила. Оказывается, когда-то, давным-давно, когда были еще на свете богатые и бедные, у этого Большого была бабушка. Она была богатая. И она захотела, чтобы ей родили внучку Нину. А вместо этого родился Большой. Тогда бабушку обманули и сказали, будто это и есть внучка Нина. Бабушка эта у них, наверное, была дура, раз могла такого громадного, усатого Большого принять за девочку Нину. Но Фемида мне сказала, что богатые, оказывается, все дураки…

Этот самый Нина-Большой сначала, когда меня увидел, очень меня напугал. Потому что сказал мне, что когда-то он мечтал отбить мою маму у льва, но, увы, из этого ничего не вышло…

Поначалу я из его слов вовсе ничего не поняла, а потом поняла так, будто это на мою маму напал лев, а этот самый Нина со львом дрался. Но тогда выходило, что про командировку мне все наврали, а мою маму (и папу, наверное, тоже) съел лев?! И я заорала на Нину, чтобы он не врал, что мама и папа в командировке и никакой лев их не трогал, чтоб он не врал! Нина страшно перепугался. Он сел на корточки и принялся мне объяснять, что я его не так поняла, что это моего папу зовут Лев — такое у него имя. А он, Нина, был в мою маму влюблен, но отбить ее у Льва (это у моего папы) не смог. Но с этим уже ничего не поделаешь. «А командировка когда-нибудь кончится, и тогда мы с тобой увидимся с мамой, это я тебе обещаю…»

И я простила Нину. Я решила, что, когда мама вернется, я уговорю ее жениться и на Нине-Большом тоже. Нина-Большой знает очень много. Оказывается, например, Земля круглая. Наверху живем мы, а внизу Антиподы. И у них все шиворот-навыворот: ходят они вверх ногами, и когда у них зима, у нас лето, и когда мы ложимся спать, Антиподам пора завтракать. Эта дура Фемида про Антиподов, конечно, не поверила. Ни во что хорошее она верить не хотела ни за что. Она сказала, что про Антиподов — это вранье, и про Плотникову жену тоже вранье, а про ангелов так и вовсе.

— Мама! — завопила Фемида. — А Вика верит в ангелов!

И Фемидина мама стала мне объяснять, что про ангелов придумали старые глупые люди, а я уже большая девочка и даже буквы знаю и мне стыдно верить в подобную чепуху. Ангелов никто не видел, и, значит, их нет.

Я даже обомлела от ее слов.

— А как же их тогда нарисовали? — спросила я, потрясенная.

— Ага! — сказал Нина-Большой. — Рая, сдавайся! Один — ноль в ее пользу.

Но Фемидина мама не сдалась. Она посмотрела на меня с состраданием и принялась объяснять, что раньше верили в этот дурман и художники по заказу попов рисовали ангелов по воображению, потому что на самом деле ангелов не существует, так что видеть их они не могли и только придумывали, чтобы глупые люди молились. На минуту я испугалась. А вдруг она права и ангелов нет? Но тогда получается, что и моих мамы и папы тоже нет?.. Потому что их я уже и вовсе не могу вспомнить, какие они, а ангелов, особенно одного, который корону держит над Плотниковой женой в маминой «Истории искусств», я даже очень хорошо помню. Хоть сейчас могу пойти поглядеть на него, потому что няня мне эту книжку дала с собой. Но тут меня осенило.

— А воробьев, что ли, тоже нет? — спросила я.

— Господи! При чем же здесь воробьи?! — воскликнула Фемидина мама, захлопав глазами.

Фемида открыла рот, кажется, она собралась скакать, крича, что и воробьев нету. Но, спохватившись, закрыла рот и стояла, сбитая окончательно с толку, ибо что ни говори, а воробьи несомненно были — это Фемида знала. Нина же Большой страшно захохотал и закачался в качалке, взбрыкивая ножищами чуть ли не к потолку.

— Я говорю тебе, Раиса, не берись сражаться с дочерью Маргариты и Льва! Она тебя уложит на обе лопатки.

Меня немного удивило, как это я могу уложить громадную тетю Раю на обе лопатки, но что я победила — я поняла отлично. А главное, мне понравилось, что я, оказывается, дочь Льва и Маргариты. И что раз так, то, значит, они существуют на самом деле и я про них не придумала.

Дело в том, что в последнее время я обнаружила, что, если хочешь, можно придумать про что угодно.

Начала я скромно. Я придумала про то, как мне подарили куклу. Куклу звали Илика. Она была целая, макушка у нее, конечно, была на месте, не как у Фемидиных кукол, и она была не голая, а в пальтишке с капюшончиком и в башмачках. Потом эта Илика обросла кроваткой, посудой, буфетом, как тети Раин, только малюсеньким.

После этого Илика стала говорящая, и мы с ней решили рассказать Отелло и Дездемоне все про платок и про Яго и чтобы Отелло проткнул Яго саблей и больше никогда не ссорился с Дездемоной.

Дело в том, что эта окаянная Фемида притащила из отцовского шкафа Шекспира и как дважды два при помощи иллюстраций доказала мне, что Отелло Дездемону «таки да» задушил. И тут я взбунтовалась. Это был какой-то неправильный Шекспир! Я решила его переделать. У моего Шекспира Корделия приезжала верхом на коне и в латах (смотри иллюстрацию к «Генриху VI», часть I, акт III, сцена III — изображение Жанны д'Арк), прогоняла вон Гонерилью с Реганой, а Ромео с Джульеттой не умирали, а шли учиться в школу в девятый класс.

Все эти истории я потихоньку рассказывала Нине-Большому. Вечерами мы с ним забирались в качалку и там шепотом с книгой в руках наводили у Шекспира порядок. И Нина-Большой очень мне помогал. Про Ромео и Джульетту, например, это он так хорошо придумал. И Виолу выдать замуж за шута Фесте я тоже вряд ли бы сама догадалась.