Девочка и мальчик - [28]

Когда я передвигаю стул с места на место, Майя просыпается. Глаза у нее покраснели. Игла капельницы по-прежнему у нее в руке. Доза препарата в мешке опять выросла.

– Мне сделали УЗИ, – говорит она.

– И?

– Оно показало, что плацента по одной из стенок отслоилась.

– Такие вещи видно на УЗИ? – спрашиваю я.

– Да.

– О чем это говорит, что она отслоилась?

Она наклоняется вперед. Но когда я встаю, чтобы обнять ее, она отворачивается.

19

Они входят в палату среди ночи. Я просыпаюсь оттого, что они включают потолочную лампу. Они – это заведующий отделением и одна из медсестер, которая заходила к нам и в предыдущие ночи. Они изменились, изменилась даже их манера смотреть на нас, теперь в них появилась какая-то патетика. Я сажусь на кровати. Сердце у меня колотится так часто, что мне не хватает воздуха. Медсестра подходит к капельнице и крутит ручку дозатора. Потом они оба встают в ногах у Майи.

– К сожалению, мы вынуждены прекратить лечение, – говорит заведующий.

– Почему? – спрашивает Майя.

– Препараты, тормозящие беременность, нельзя принимать слишком долго, и мы уже превысили допустимую норму.

Он говорит, ему жаль, что все так складывается. Они надеялись, что ситуация примет другой оборот, и даже давали ей лекарство дольше, чем это предписано. Он объясняет, что и ему, и его коллеге в дневную смену в какой-то момент уже показалось, что препарат помогает, и вчера утром ситуация выглядела очень обнадеживающей.

– Может, завтра снова наступит улучшение, – говорит Майя.

– Тут целый ряд причин. Даже если бы вы смогли перенести передозировку препарата, отслоение плаценты означает, что путь назад закрыт, – объясняет врач.

Он держит спину подчеркнуто прямо.

– Дела обстоят таким образом, что плацента отслоилась по дальней стенке, в глубине, и мы тут бессильны.

– Что это значит?

– Это значит, что, если бы отслоение было по ближней стенке, мы бы прооперировали вас, достали близнеца, лежащего ближе к входу, и спасли второго, в глубине. Но сейчас это невозможно.

Майя не сводит с него глаз.

– Но ведь тогда ребенок, которого вы достанете, умрет, – говорит она.

– Мы бы, разумеется, сделали все, что в наших силах, но да, вероятность велика, – говорит заведующий отделением.

– Я не могу вам позволить принести в жертву одного из них, – говорит Майя.

Врач поднимает ладонь.

– Нет, Майя, вы меня недопоняли. Я сказал, если бы отслоение было по ближней стенке, тогда бы у нас были шансы задержать второго младенца в утробе. Первого бы мы, конечно, положили в инкубатор. Речь не идет о том, что мы кем-то пожертвовали бы.

Она держится за живот, потом ее руки бросаются к губам, щекам, ее лицо искажено от гнева.

– Вы просто не смеете… Не смеете так поступить, – шепчет она.

– Мы не собираемся жертвовать вашим ребенком, Майя, – говорит врач. – Я понимаю вас: ситуация кажется вам крайне запутанной, и это большой стресс для вас. Мы вынуждены произвести кесарево сечение и достать обоих, но этого не нужно бояться.

Мне невыносимо смотреть на растерянность и мольбу во взгляде Майи. Я хочу улыбнуться ей, чтобы она видела, что я разделяю с ней эту ношу, но мышцы лица не слушаются. Медсестра вытаскивает иглу у Майи из вены.

– Мы назначили операцию на завтра, на 11 утра, – говорит врач. – Будет свежая и отдохнувшая бригада врачей, они прекрасные специалисты, я могу вам это гарантировать. Они сделают все, чтобы спасти ваших детей.

Майя неподвижным взглядом смотрит на пластырь, который приклеивает ей на руку медсестра. Я вылезаю из кровати, иду к умывальнику, набираю два пластиковых стаканчика воды и протягиваю ей один. Она не берет его. Я ставлю стаканчик на столик рядом с ее кроватью.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

Она не реагирует.

– Майя, – говорю я.

Она по-прежнему не сводит остановившегося взгляда с пластыря.

– Хочешь, я выключу свет? – спрашиваю я.

Я выключаю свет в палате и возвращаюсь в кровать. Слышно, как за окном на Блайдамсвай автобус подъезжает к остановке, потом отъезжает. На остановке реклама страховой компании. Успокаивающие слова «Мы компенсируем любую утрату». Еще один ночной автобус. Из него выходит мужчина и идет к главному входу в больницу.

Я лежу, не меняя позы. Пустые ночные автобусы подъезжают и подъезжают, чтобы снова исчезнуть, маленький круговорот внутри большого круговорота города, прибытие и убытие. Уже ближе к утру я погружаюсь в сон. Мне снятся геометрические фигуры.

20

Солнце окрашивает мои веки в оранжевый цвет. За окном в солнечных лучах переливается весна. Я сажусь на кровати, обернув вокруг себя одеяло. Майя спит. Садовник занимается кустами, отгораживающими парковку больницы от Блайдамсвай. Кусты местами разрослись, ветки и листья торчат из гладко выбритой поверхности живой изгороди. Электрическим секатором он подрезает кусты с боков, вынуждая их вернуться к заданной форме. Садовник не прекращает работы, время от времени он отступает на шаг – удостовериться, что в зеленой стене нет никаких неровностей. По другую сторону живой изгороди на остановке стоят люди и ждут. Многие сняли верхнюю одежду и перекинули ее через руку. Погода, по всей видимости, уже не такая суровая.