Девочка и мальчик - [22]

Шрифт
Интервал

Майе мое жилище не понравилось, она сказала, что тут все обветшало и квартирка слишком мала, а вонь от керосина для нее просто невыносима. Она сказала, что не может тут оставаться, и появлялась у меня крайне редко, но в одно из посещений взяла ручку и нацарапала на стене: я тебя люблю.

К тому моменту мы были знакомы три недели. Достаточно для того, чтобы я не был шокирован поступком, который большинство других на моем месте посчитали бы переходящим грань дозволенного. Но что-то в том, как она это сделала, приятно удивило меня. Оказывается, можно настолько верить в себя, что ничтоже сумняшеся писать на чужих обоях, да еще к тому же такую фразу, абсолютно не заботясь о том, как я отреагирую. Я тогда подумал, и мне приходилось с тех пор не раз возвращаться к этой мысли, что Майя – самый удивительный человек из тех, кого я встречал. Сам бы я никогда так не сделал, но я надеялся научиться этому от нее.

Надпись так и осталась не закрашенной. Когда я три года спустя съехал с квартиры, чтобы переселиться вместе с Майей на виллу Николо во Фредериксберге, три слова все еще можно было прочесть на стене.


Вернувшись, я застаю ее на кухне. Она опирается на кухонный стол, наклонившись над одним из нижних шкафчиков. Заметив меня с пакетами на пороге кухни, она выпрямляется. Ее лицо вспотело от напряжения.

– Пытаюсь добраться до глубокой сковородки, но мне никак не дотянуться до нижней полки, – говорит она.

– Тебе надо было дождаться моего прихода.

Я достаю сковородку из шкафчика и протягиваю ей. Она берет ее, застывает с ней в руках и начинает смеяться.

– Что тебя рассмешило? – спрашиваю я.

– Просто теперь, когда ты мне ее дал, я не могу вспомнить, зачем она была мне нужна.

– Наверное, что-то пожарить.

– Да, но я не помню что.

Майя открывает холодильник и оглядывает полки.

– У меня все напрочь улетучилось из головы, – говорит она.

– Тогда просто отдохни, а я приготовлю поесть.

Майя пододвигает стул и садится.

– Почему я стала все забывать, это нормально?

Я улыбаюсь ей и начинаю разбирать продукты.

– Ты милый, – говорит она.

– С чего это?

– С того, что ты сходил в магазин, а теперь готовишь нам еду.

– Я не хочу быть милым, настоящий мужчина не хочет, чтобы ему говорили, какой он милый.

– Я знаю, но ты именно такой. Мой маленький милый мужчинка.

– Ты так это говоришь, как будто хочешь сказать – мой маленький милый евнух.

– Я этого не говорила.

– Но «милый» сказала.

– Да.


После еды Майя чувствует усталость. Выйдя из душа, она забирается на диван, укрывшись одеялом. Я убираю посуду в посудомоечную машину и устраиваюсь у нее под бочком. Провожу ладонью по ее животу.

– Чувствуешь их? – спрашивает она.

– Да.

Склоняюсь над ее округлившимся животом и разговариваю с ними. Рассказываю, как я рад, что скоро их увижу.

– Они всегда так тихо лежат, когда ты с ними беседуешь, – шепчет Майя.

Я целую ее живот и прижимаюсь к ней. Ее рука лежит у меня на груди. Я начинаю засыпать, слушаю, как она дышит, прислушиваюсь к новому для меня ощущению покоя. Немного погодя слышу, как кто-то идет по заснеженной улице, до меня доносятся приглушенные голоса посетителей, пришедших в ресторан.

Часть третья

Больница

16

Сквозь сон до меня доносится ее голос. Она говорит с кем-то, не со мной. Говорит только она, ее собеседник молчит. Слова проникают в мой сон. Обрывки далекого разговора, смысл которого я никак не могу уловить. Голос нарастает, расщепляя мои сны, втискиваясь в растущую щель между ними.

Я провожу ладонью по простыне, и моя рука не находит ее тела. Простыня все еще теплая в том месте, где она лежала. Я открываю глаза, вглядываюсь в темноту спальни. Майя по-прежнему с кем-то беседует, но слов не разобрать – бессвязный набор звуков, производимых голосовыми связками. Потом понемногу слова обретают форму, и я начинаю их узнавать. Голос доносится из гостиной. Майя говорит с кем-то по телефону, но обычно она разговаривает по телефону иначе. Сейчас она пытается сдержать в себе сильную тревогу, я слышу, как дрожит ее голос в промежутке между обрывистыми фразами.

– Да… да, – говорит она.

Потом снова.

– Да… да… да…

Это единственное слово, которое она произносит. Между этими «да» проходит несколько секунд – она слушает вопрос, который задает ей человек на том конце провода, да, да, она заставляет себя исторгать эти «да». Что это за «да», в ответ на что? С кем она говорит? Что это за человек? Часы на столике показывают начало первого ночи.

– Не знаю… нет… не могу сказать… да… мне кажется, так лучше всего.

Она замолкает. Я прислушиваюсь к тишине, пытаюсь уловить, что отвечает собеседник, но слышу только неясное бормотание. Наконец я отбрасываю одеяло и встаю с постели. За окном над площадью раскинулась ночь. Тяжелые капли дождя стучат в стекла, одни застывают в неподвижности, другие стекают между ними.

Я выхожу в прихожую. Дверь в гостиную приоткрыта, Майя сидит в кресле, повернутом к саду.

– Да… да… хорошо.

Она заканчивает разговор. Руки бессильно лежат на коленях. Когда я открываю дверь, она поднимает голову, несколько раз сглатывает слезы.

– С кем ты говорила? – спрашиваю я.

– С врачом из больницы в Видовре.


Рекомендуем почитать
Воскресное дежурство

Рассказ из журнала "Аврора" № 9 (1984)


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Поговорим о странностях любви

Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.


Искусство воскрешения

Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.


Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.