Девочка⁰ - [13]

– Что? Почему?

– Хреновый из тебя помощник. И брат тоже никакой.

– Нет, пожалуйста! – начал умолять я. – Я смогу врезаться в машины! Мне не очень больно!

Гордей молчал, и я чувствовал, как он ускользает от меня. Мой сильный и ловкий брат, главный покоритель высоких деревьев и яблочный вор, на которого я всегда хотел быть похожим, с которым всегда хотел дружить, начал отдаляться от меня еще до того, как я успел к нему приблизиться. У меня никогда не получалось подступиться к Гордею, и вот едва мы стали близки, как я все испортил.

– Гордей, пожалуйста… – прошептал я, стараясь загнать слезы обратно.

Он смотрел в окно, и его профиль расплывался у меня перед глазами.

– Ладно, – вдруг сказал он. – Но это последний шанс.

Я с облегчением выдохнул. На радостях чуть не сказал: «Я тебя не подведу!» – но это звучало не очень-то круто, так что я просто сдержанно кивнул в знак благодарности.

Сердце у меня стучало как бешеное. Я очень хотел дружить с Гордеем и его приятелями и был готов ради этого на все.

Взаимовыгодные мошенники

Ночью, когда я засыпал, меня неожиданно разбудил Иисус. Его патлато-бородатый хипстерский образ возник у меня перед глазами и укоризненно, словно в чем-то уличая, спросил:

– Ты уверен, что вы снимали пранк?

– Да, – ответил я ему так, как будто в самом деле был уверен. – А что еще?

– А зачем вы взяли деньги у этого мужчины?

– Ну мы же не всерьез, это часть розыгрыша…

– А Гордей потом вернул ему деньги?

– Да.

Если честно, я не помнил. А уж если совсем откровенно, был почти уверен, что не вернул.

– Ты же знаешь, что я не общаюсь с ворами и врунами? – Иисус говорил совсем как училка.

– Как это не общаешься? – не понял я. – Ты же Бог, ты не можешь просто взять и перестать со мной…

– Ага, вот еще! – перебил меня Иисус, хлопнул в ладоши и исчез.

Я продолжал лежать с закрытыми глазами, только теперь не видел никого и ничего. Только темноту на все сто тысяч километров вокруг, на все воображаемое пространство в моей голове. Я понадеялся, что это временная обида, что Иисус не перестанет со мной общаться насовсем, и, повернувшись на другой бок, постарался заснуть.

Утро начиналось с родительских молитв. В гостиной на прикрученной к стене полочке стояли иконы: образ Иисуса Христа и Божьей Матери – самые главные, справа от них иконы Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца, слева – святые, в честь которых нам с Гордеем были даны имена: каппадокийский мученик Гордий и святая мученица Василиса. Странная традиция – называть детей в честь мучеников. Вот мы теперь и мучаемся.

По утрам отец и мать молились напротив этих икон. Мы же тихонько собирались в школу – молитвы нас все равно поджидали перед уроками.

При гимназии находился храм, хотя так сразу и не подумаешь. Располагался он в отдельном здании, на месте старого спортзала, и не было в нем никакого православного величия, золотых куполов или расписных икон. Стены внутри выбелены, алтарная преграда и иконостас сколочены из старых досок, подсвечников нет. Раньше, когда Гордей только поступал в первый класс, и этого храма не было – учеников водили в церковь Архангела Михаила, которая располагалась в двух километрах от школы, и, чтобы быть на уроках в девять, приходилось в восемь топать до храма.

Перед входом в храм я спрятал колючки своих волос под косынку. Мы с Гордеем синхронно перекрестились и шагнули за порог. Наши классные руководительницы в длинных платьях и платках выстраивали детей по шеренгам: пятый класс, шестой, седьмой… Гордей ушел к дальней стенке, где стояли старшеклассники, а я остался посерединке.

Когда длинно и непонятно заговорил священник и запел хор, я сложил руки ладошка к ладошке. Правая рука была перевязана: растяжение, споткнулся и упал – так было сказано маме. Я обернулся на Гордея; он, сцепив пальцы перед собой, шептал одними губами. Тоже врал при помощи рук. Гарри Гудини.

Перед началом дня мы читали молитву об учении.

– Премилосердный Господь, пошли нам благодать Духа Твоего Святого, дающего понятливость и укрепляющего душевные наши силы… – вторил я вместе со всеми.

То и дело я оборачивался на брата и сверялся, делает ли он то же, что и все.

– …избавь нас от всяких козней вражеских, сохрани нас в вере Христовой и чистоте во все время жизни нашей… – добросовестно выговаривал Гордей, и, хотя он стоял далеко, мне казалось, что его голос самый отчетливый в этом нестройном хоре.

– Иисус не общается с ворами и врунами, – неожиданно произнес я, отворачиваясь от брата.

Меня услышала только Карина, стоявшая по левую руку. Она переспросила:

– Чего?

Я помотал головой: ничего.

После окончания молитвы, когда мы стройными рядами потянулись обратно к школе, я задержался, позволяя ребятам меня обогнать, и дождался Гордея. Мы пошли рядом. Сначала шли молча, потом, на выходе из храма, я спросил:

– Мы ведь не пранк снимали, да?

– А что ж еще? – как ни в чем не бывало спросил Гордей.

– Ты у этого мужчины деньги взял. И не вернул.

– Да? – непонятно усмехнулся брат. – Ну, возможно.

– Это же… грех. – Я сам понимал, как смешно это звучит, но других слов подобрать не смог.

Гордей и вправду посмеялся:

– Серьезно?