Девичник - [4]

Из глаз не слезы — строчки в два ручья.

Уж коли так, то пусть — горьки и долги,

Берут исток у этих грустных глаз

Не два ручья — две будущие Волги,

Вдоль щек твоих бегущие сейчас.

Я выдумала, знаю, Волги эти.

И ты — не плакал. Знаю. Неправа.

Не обижайся. Просто все на свете

На свой аршин я меряю сперва.

НАТАШЕ ЛАВРЕНТЬЕВОЙ

Проходит все. Пройдет и горе.

Отплачет мать. Уйдут друзья.

Но есть под Сталинградом море —

живая молодость твоя.

Оно отныне — и навеки!

Оно несет за валом вал!

Оно поет о человеке,

который море создавал.

О том, который жил в палатке,

терпел к стужу, и жару,

ходил в бураны по канатке,

как по персидскому ковру;

он останавливает реки

и просто водит самосвал…

Писала ты о человеке,

который море создавал.

Я это море тоже знаю.

И в этом море есть одна —

зеленоглазая, степная,

твоя — Наташина волна.

Над ней, крича, летают чайки,

в нее с прибрежной высоты

весной глядят неумирайки —

степные чистые цветы.

Гидрострвй, 1958

ВАЛЕНТИНЕ ТЕРЕШКОВОЙ

С давних пор, застенчивых и милых,

У кого в России ни спроси,

Именами пташек легкокрылых

Величали женщин на Руси.

За терпенье, верность и осанку

И за то, что до ночи в труде,

Звали их «лебедушки», «касатки»,

Звали их голубками везде.

Я сегодня думаю о многом.

…В сапогах солдатских, все в пыли,

По земным недевичьим дорогам

Наши Чайки к космосу пришли.

Был их путь нелегок и некраток:

В Польше, на Дунае, у Карпат

На подбитых крыльях плащ-палаток

Русские касаточки лежат.

Но вдали от грозного металла,

Нам на счастье и назло врагу,

Маленькая Чайка вырастала

На высоком волжском берегу.

Выросла!

За Родину готова

В бой и в труд, и в дальние края…

Здравствуй, Чайка — Валя Терешкова!

Здравствуй, гордость женская моя!

«У смерти тоже есть свои порядки…»

Ю. Окуневу

У смерти тоже есть свои порядки.

Ну, что ж, умру когда-нибудь и я.

Меня положат в зале «Волгоградки» —

Тогда уж воля будет не моя!

И кто-нибудь, всегда на все готовый,

Создаст двухцветный траурный уют

И с чувством скажет горестное слово

По принципу — «лежачего не бьют»!

И все узнают, как «жила я мало»,

Как я «еще бы жить да жить могла»,

Какие я «шедевры» написала,

Какая я «хорошая была»!..

Ах, щедрый автор смертных разговоров,

Он так доволен — речи вопреки, —

Что я ушла в дорогу, о которой

Не пишут путевые дневники.

Что от плохих стихов не затоскую,

Что на собраньях слова не прошу,

И никого-то я не критикую,

Убийственных рецензий не пишу!

Не верьте тем, кто скажет надо мною

Высокие надгробные слова!

Какой была — а я была иною —

Сама скажу, покуда я жива.

А я, как все: и плакала, и пела,

Стыдилась плакать и любила петь.

А я гораздо больше не успела,

Чем было мне доверено успеть.

Я жизнь люблю. Я, и прощаясь с нею,

Ищу дорог и радуюсь весне!

Я жить стараюсь проще и честнее,

Чем после смерти скажут обо мне.

«Поэты пишут…»

Поэты пишут: «Посвящается…»

Все чаще пишут. Почему?

Как будто кто-то с кем прощается

и все, в чем перед кем-то кается,

сказать торопится ему.

Как будто кто-то не надеется

на все, чем властвовал вчера.

Не благоденствует: — Успеется!

А точно чувствует: — Пора.

Что впереди — звезда неясная

иль тот последний, смертный бой?

Но все святое, все прекрасное

успеть отдать, не взять с собой.

Вот мы и пишем: «Посвящается…»

ЖЕНА ПОЭТА

Стихи! Взволнованные лица.

Стихи! Тревога. Правда. Страсть.

И невозможно потесниться,

И негде яблоку упасть.

И сединою убеленных

Собрал солидный первый ряд.

И лица девочек влюбленных —

Горячих, чистых и зеленых —

Огнем поэзии горят.

Девчонки смотрят вдохновенно

И замирают откровенно,

Когда гремит над залом стих!

Потом поэт, сойдя со сцены,

Уводит в ночь одну из них.

Они проходят, ночи эти.

За них кому-то быть в ответе.

Но как ты их ни назови —

От них рождаются на свете

Стихи и песни о любви!

А на рассвете, в час рассвета,

Бледным-бледна, белым-бела,

Ко мне пришла жена поэта,

Жена товарища пришла.

Беэдонной горечью сандала

Дохнул китайский веерок,

Она вошла и зарыдала,

Легко споткнувшись о порог.

И, может быть, немного значит

Простая женская беда,

И слезы женские — вода.

Но человек хороший плачет.

И этот плач не нынче начат —

Неслышный, тянется года.

И как назвать мне годы эти,

И возвращенья на рассвете,

И ночи горькие твои?

Но как ты их ни назови —

От них рождаются на свете

Стихи и песни о любви!

Ах, горький мед — любовь поэта!

Роса — краса в лучах рассвета!

Костер, пылающий для всех!

И это все —

Твое мученье,

Твое железное терпенье,

Твое великое сраженье,

Твоя победа, твой успех.

Я говорила, говорила,

Я все сначала повторила,

Волнуясь, голосом звеня.

Я тоже знаю слов немало!

Она меня не понимала;

Она не слушала меня.

Она сидела, все бледнея,

Откинув волосы со лба,

В сто раз печальней, и сильнее,

И неотступней, чем судьба.

И улыбалась — не глазами,

А побежденными слезами,

И, изогнув упрямо бровь,

Легко косынку завязала

И чистым голосом сказала:

— Ну что поделаешь — любовь…

Она ее зовет любовью,

Несет в душе, не на горбу,

Свою — ни девичью, ни вдовыо —

Неисправимую судьбу!

…Она ушла перед рассветом

Встречать, и ждать, и все — любить.

Ах, если б я была поэтом!

Уж я бы знала, как мне быть.

ПАРНИШКА, СОЧИНЯЮЩИЙ СТИХИ

Бывают в жизни глупые обиды:

не спишь из-за какой-то чепухи.

Ко мне пришел, довольно скромный с виду,

парнишка, сочиняющий стихи.

Он мне сказал, должно быть, для порядка,