Дева в саду - [179]

– Землю обременяю, конечно, я, – звучно и не без удовольствия отметил Дэниел.

– О чем это он? – спросила Стефани, в какой-то полудреме пропустившая большинство событий.

– Говорит, что книги лучше карапузов.

Билл тем временем ревел и рычал, что всегда был поборником женского образования, что пьеса Александра хороша, а ее героиня – образец передовой женщины.

– О боже, он знает, – сказала Стефани. – Знает и бесится.

– Наверно, он надеялся как-то сбыть меня с рук, а теперь это выходит потруднее, – весело отвечал Дэниел.

– Не понимаю, почему ты так спокоен.

– А почему бы нет? Меня это никак не касается. Я о своем сыне лучше позабочусь, чем он о своем.

– А может, дочка родится?

– Тогда о дочке. – Как уже было сказано, Дэниел, в отличие от библейского тезки, пророком не был.

Билл теперь пугающе злым голосом выражал надежду, что Фредерика лучше распорядится своими многими талантами, чем сам он в молодости. Будущее человека – в его ребенке, за исключением случаев, когда сам он достаточно одарен, чтобы возвыситься до созидательного духа и самому прочертить свое будущее…

Послышался звук заводящейся машины. Потом сама она на двух колесах пронеслась под аркой, соединяющей башни, с ревом пересекла полумесяц лужайки и рванулась прочь. На лужайку выскочил возмущенный директор Тоун, но тут Маркус Поттер, движимый более сложным чувством, соскочил с парапета и погнался за машиной, отчаянно, но молча маша ей руками.

– Это Симмонс, – сказал Александр Антее, после чего не церемонясь ее оставил.

Маркус все бежал, хоть черный спортивный «жучок» Симмонса уже исчез, развалив пару клумб, кайму из дерна и оставив за собой лишь шум, скрежет да запах гари. Александр погнался за Маркусом. Дэниел, утешающе похлопав Стефани по плечу, потопал следом. Билл замолчал. Фредерика закусила губу и вздернула голову.

Александр нагнал Маркуса где-то на дороге к пустошам. Тот бежал нетвердо и жалко, свесив голову и жадно глотая воздух. Александр и сам был не в лучшей форме, но прибавил скорость и просипел, чтобы Маркус остановился. Мальчик продолжал бежать, не обращая на него внимания. Несколько минут Александр идиотически трусил рядом с ним, бормоча:

– Перестань… бесполезно… подумай сам…

Сзади дальним громом приближались шаги Дэниела. Заслышав их, Александр отчаянно бросился на Маркуса и подобием регбийного приема сбил с ног, словно это был вопрос мужской гордости: самому повалить добычу. Свалились оба. Маркус, мешковатый, везде отсутствующий Маркус дрался как зверь: кусался, царапался, порой влеплял Александру несильный удар.

– Я помочь… помочь… – причитал Александр.

– Он был мой друг, – отвечал Маркус в прошедшем времени, словно Лукас был уже мертв.

Подбежал Дэниел. Оглядел их, плотно уперев ноги в пыльную дорогу:

– Бросайте это дело. Глупо. Он уж на сто миль укатил. Пошли домой, Маркус.

– Нет.

– Ну а что в таком случае ты собрался делать?

– Я, – начал Маркус и мучительно потянул в себя воздух. Он подумал, что может умереть прямо тут, на дороге. Неплохая мысль. – Я… – Легкие свело спазмом, Маркус потерял сознание.

Нужно было искусственное дыхание. Оказалось, что Дэниел и это умеет. Александр, снова бесполезный, сидел в пыли и наблюдал за его быстрыми, четкими движениями. Потом, когда мальчик неровно задышал, помог Дэниелу медленно отнести его в школу. Их встретил Билл, бледный и растерянный. Дэниел, у которого открылось второе дыхание, велел ему устроить мальчика в инкубаторе и немедленно найти врача. Александр, без второго дыхания, приник к колонне. Воздух раздирал ему легкие, перед глазами плыло. Лицо у него было расцарапано, костюм в грязи, прекрасные волосы растрепаны. Сквозь горячие слезы он видел, как решительно удаляется разгневанная Фредерика: праздник ее был испорчен, гордость пострадала… Зато к нему почему-то приближалось семейство Перри.

– Александр, если у тебя есть минутка, я хочу с тобой поговорить, – сказала Дженни, жестом подзывая отставших домочадцев. – Джеффри может слушать, мы с ним уже все обговорили.

Александру преставилась сцена сродни той, что ему однажды довелось уже пережить: дама сердца премило заверила его, что это была ошибка и она, оказывается, не переставала любить супруга. Подобные сцены были платой за ту робкую, полную неопределенности любовную жизнь, что он предпочитал…

– Я ему все рассказала.

– Мм?

– Обо всем, что у нас было, – подтвердила Дженни с ненужной тут, пожалуй, ноткой угрозы.

– А что у нас было? – глупо спросил Александр.

– Мы дважды делили постель. Дважды. Я рассказала Джеффри, и теперь он требует развода по причине супружеской неверности.

– Но…

– Теперь о Томасе. Джеффри не хочет с ним расставаться, и я тоже не хочу. – Тут у нее выступили слезы. – Я, может быть, что-то такое о нем говорила, но расставаться с ним я не хочу. Я его люблю. И тебя люблю. Джеффри все знает. Он предлагает нам сесть и спокойно обсудить будущее Томаса.

Александр беспомощно поднял глаза, мысленно умоляя Джеффри вмешаться в разговор или врезать ему по физиономии: это было бы наилучшим решением их сложного дела, а возможно, и окончательным. Но с ужасом Александр увидел, что Джеффри, похоже, все это забавляет. По крайней мере отчасти, нынешний поворот его весьма устраивал. Джеффри, наверно, уже рисовал себе жизнь с миленькой молоденькой няней, приставленной к малышу, и долгими часами в библиотеке наедине с Томасом Манном. Александр подумал было сказать ему: «Джеффри, я не тронул твоей жены, потому что у меня не сработал прибор». Но выговорить это было выше его сил. Потом мелькнул план, достойный Макиавелли, – заявить: «Мне, мол, тоже дорог Томас. Я не могу позволить, чтобы ради меня он был разлучен с матерью, тем более что ты, Джеффри, будешь за него всеми силами бороться в суде, независимо от твоего отношения к Дженни». Но слова застряли у него в горле: прежде всего, он вовсе не готов был обещать ни Джеффри, ни Дженни, что возьмет ее к себе. «И вообще, что за дикая идея, – подумал он, – бежать с человеком, у которого не работает прибор?»