Детство Марселя - [22]

Отец послушно брал ружье и точно воспроизводил пантомиму дяди Жюля.

Иногда по утрам отец уводил меня с собой на дорогу, к долине Рапон, которую окаймляет живая изгородь. Там, потихоньку от всех, мы репетировали «выстрел короля». Я играл роль куропатки и в момент своего взлета изо всех сил швырял камень через изгородь, а отец, стремительно приложившись, пытался в него попасть.

Кроме того, когда мы били «кроликов», я, незаметно для отца, бросал в траву старый, покрытый плесенью шар, единственный, оставшийся от чьих-то кеглей, который я нашел в саду.

А иногда отец приказывал мне спрятаться в кустах и закрыть глаза. Я ждал там, навострив уши и прислушиваясь к малейшему шороху. И вдруг отец клал руку мне на плечо и спрашивал:

— Ну, слышал, как я подходил?

В этой подготовке к «открытию охоты» отец проявлял такое усердие и смирение, такую дотошность, что я впервые в жизни усомнился в его всемогуществе, и моя тревога только возрастала.

***

Наконец взошла заря, возвестившая канун великого дня.

Сначала они примерили свое охотничье облачение. Папа купил себе синий картуз — по-моему, просто изумительный, — коричневые краги и высокие башмаки на веревочной подошве. Дядя Жюль надел берет, сапоги со шнуровкой спереди и совершенно особенного покроя куртку, о которой мне придется сказать несколько слов, потому что была она весьма примечательная.

Увидев ее впервые, мама заявила:

— Это не куртка, а сплошные карманы!

Действительно, карманы были даже на спине. Позднее я заметил, что этот большой плюс имел свои минусы.

Когда дядя хотел найти что-нибудь у себя в кармане он сначала прощупывал сукно, потом подкладку, потом и то и другое вместе, чтобы засечь координаты разыскиваемой вещи. Самое трудное было выяснить, каким путем до нее добраться.

Вот и случилось однажды, что забытый в этом лабиринте маленький дрозд дал о себе знать через две недели отчаянным зловонием. Его местонахождение нетрудно было установить — помогли чуткий нос тети Розы и унылый желтый клювик, который проткнул подкладку. Тогда дядя обследовал все карманы, что дало возможность обнаружить кроличье ухо, желе из раздавленных улиток и старую зубочистку, которую Жюль тут же загнал себе под ноготь. Чтобы извлечь дохлого дрозда, понадобились ножницы.

Однако в день, когда дядя Жюль обновил свою куртку, она произвела сильное впечатление, а обилие карманов сулило богатую добычу.

Обряд одевания — конечно, перед зеркалом — тянулся довольно долго, и охотники, видимо, себе понравились. Но жены тут же их раздели, чтобы покрепче пришить пуговицы на одежде, хотя мужья еще на себя не нагляделись.

Ружья снова смазали и протерли, и мне выпала честь уложить патроны в патронташи.

Затем отец и дядя принялись с лупой в руке изучать подробную карту местности.

— Мы обойдем дом и поднимемся на холмы,-говорил дядя, — до Редунеу; он вот где (дядя Жюль воткнул в карту булавку с черной головкой); до этого места мы ничего особенного не встретим, разве что черных или певчих дроздов.

— Это тоже очень интересно, — заметил отец.

— Мелочь! — ответил дядя. — Наша дичь — не будем обольщаться, — конечно, не королевская, но уж во всяком случае обычная куропатка, кролик и заяц. Думаю, что найдем это в Эскаупре — так по крайней мере говорил Мон де Парпайон. Значит, в Редунеу мы спустимся на Эскаупре, затем пойдем вверх до подножия Тауме, который мы обогнем справа, чтобы добраться до Шелковичного источника. Там мы позавтракаем примерно в половине первого. Далее…

Но что следовало далее, я не слышал: я обдумывал свой план. Мне необходимо было поставить вопрос ясно и добиться подтверждения того, в чем я был уверен, хотя уверенность моя несколько поколебалась: окружающие меня не обнадеживали.

О костюме для меня не упоминалось. Они, верно, думали, что для охотничьей собаки сойдет и то, в чем я хожу всегда.

Как— то утром я сказал нашей «горничной», что жду не дождусь «открытия охоты». А эта дрянь рассмеялась и ответила:

— Как же! Возьмут они тебя на охоту!

Мало ли что сболтнет этакая дура! Я даже пожалел, что заговорил с нею. Но меня тревожило другое: отец как будто чем-то смущен и несколько раз ни с того ни с сего говорил за столом, что долгий сон необходим всем детям без исключения и что будить их в четыре часа утра очень вредно для здоровья. Дядя поддакивал ему и даже приводил в пример разных мальчиков, которые стали рахитиками или чахоточными, оттого что их каждый день слишком рано поднимали.

Казалось бы, цель этих разговоров — подготовить Поля к тому, что его не возьмут на охоту. Но у меня остался пренеприятный осадок и в душу закралось тягостное сомнение. Я собрал все свое мужество.

Прежде всего надо было удалить Поля.

Я дал ему сачок для бабочек и сообщил, что видел сейчас в глубине сада раненого колибри, которого легко поймать. Поля очень взволновала эта новость.

— Идем скорее туда! — сказал он.

Я ответил, что не могу с ним пойти, меня заставляют мыться в ванне, да еще с мылом. Я надеялся, что он посочувствует мне и испугается, как бы и его не подвергли такой же пытке. Мой расчет оправдался: стремясь к колибри и спасаясь от ванны, он выхватил у меня сачок и исчез в кустах дрока.