Детство Ивана Грозного - [30]
Но разве можно сказать об этом ребенку, круглому сироте, недавно похоронившему мать?
— Нет, государь, я ничего о них не знаю, и о суде тоже. Но пойдем ко мне. У меня большая библиотека, там обо всем и потолкуем.
Обняв мальчика за плечи, он повел его на свое подворье, распахнул дверь в горницу, где до самого потолка на полках стояли книга в тяжелых кожаных и деревянных переплетах с узорно коваными медными застежками. Здесь были и священное писание, и церковная история, и творения отцов церкви, римская и русская истории, переписанные руками лучших каллиграфов разных времен и народов.
— Неужели, святой отец, вы прочитали все это? — оробев, спросил мальчик: он никогда в жизни не видел такого множества книг.
— Прочитал и даже наизусть знаю многие, особенно священные и те, что касаются истории церкви. Ведь я назначен первосвятителем русского народа и должен радеть о чистоте его духовной жизни. А твое дело, государь, заботиться о богатстве и процветании, о благополучии Руси и потому тебе следует знать еще больше: кроме священных книг — историю своего и всех соседних народов, с которыми приходится торговать, а в трудные годы и воевать.
— Да разве я смогу?!
— Сможешь, у тебя еще вся жизнь впереди. Но для этого надо много учиться, слушать учителей, выполнять их задания.
— Я учителей-то слушаюсь, а вот меня, великого князя, никто не слушает, а бояре так те даже обманывают и насмехаются надо мною!
И полились слова рекой, мешаясь со слезами. Все свои беды после смерти матери вспомнил Ваня. Митрополит не прерывал его, кивал седой головой да гладил по голове морщинистой легкой рукой. Наконец, когда мальчик выговорился, сказал:
— Терпи, чадо! Апостол Павел писал в своем послании галатам[38]: «Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба. Он подчинен управителям и наставникам до срока, отцом назначенного». Тебе в августе восемь годков сравняется. А отец твой, великий князь Василий Иванович в свой смертный час велел боярам опекать тебя до пятнадцати лет. Терпи, чадо! Господь наш Иисус Христос терпел и нам велел. А государям — тем паче. Учись усердно, вникай в слово Божие и всякую обиду и страдание принимай, как учение. Ведь чтобы править народом, государю надо знать его душу, его боли и беды и самому их прочувствовать. Только тогда будешь править мудро и справедливо. Терпи, еще придет твой час!
Неудавшийся заговор
Даниил догадывался, что Шуйский давно готовился к этому триумфу своей жизни, ради него, далеко перевалив пятый десяток, женился на двоюродной сестре Вани, совсем еще девочке Анастасии, годившейся мужу во внучки. Пограбив казну и поселившись на московском подворье Старицкого князя Андрея, Василий Шуйский изо дня в день праздновал со своими приспешниками победу за победой, тем или иным способом отправляя на тот свет всех, кто окружал юного государя, пока тот не остался один, как перст. И вот наконец прямо на глазах сироты растащили наследство, оставленное ему родителями!.. Сколько же можно сносить издевательство и насмешки над государем-ребенком? Доколе терпеть чванство неотесанного вояки? Ему бы сейчас защищать границы от литовцев, а он травит и гноит в тюрьмах лучших людей Москвы, сажает своих ставленников по всей Руси!
Друзья собрались, когда стемнело. Посидели, повозмущались, отвели душу и пришли к единому решению: надо вербовать сторонников из числа недовольных Шуйскими и верных слуг государевых. Взять того же Михаила Тучкова. Что и говорить, хитрый, скользкий боярин, всю жизнь старался сидеть меж двух стульев, умел вовремя переметнуться к более сильному. Но вот недавно при разделе награбленного царского добра его обделили, и по слухам он очень обижен. Почему бы не склонить этого влиятельного боярина на свою сторону? Или вот князь Юрий Михайлович Голицын и воевода Иван Хабаров… Хорошие, справедливые люди, только надо упрочить их положение — одного пожаловать боярином, а другого — чином окольничего. Пожалуй, с этого и надо начать.
И не откладывать! На этом особенно настаивал дьяк Федор Мишурин, ближний советник покойного Василия Третьего.
Но тут без помощи юного государя не обойтись, надо только встретиться с ним без свидетелей.
Через несколько дней митрополит сообщил Бельским о том, что вечером к нему придет заниматься державный отрок.
День был неприемный. Даниил вместе с друзьями зашли в библиотеку, подсели к мальчику, разговорились. Все трое были Ване по сердцу. Братья Бельские такие обходительные и милые, а дядя Федя Мишурин был другом тяти и часто захаживал к покойнице-маме. Их просьбу Ваня тут же выполнил — подписал бумагу, составленную заранее: так хотелось сделать приятное всем этим добрым людям и друзьям мамы!
