В воображении звучали слова:
Ма perche piene tutte le carte…
Но так как счет положен изначала
Страницам этой кантики второй,
Узда искусства здесь меня сдержала.
Кружась внутри и снаружи песнопения, Милена чувствовала, как их влекут к себе звезды, и чувствовала волшебство гладкого скольжения по каналам Чарли. Она чувствовала Вселенную, ее туго натянутые, как на ткацком станке, нити. На станке, где она сама была челноком.
Вселенная тянула, изнывая желанием охватывать, жаждой сплачивать и удерживать все в совокупности. Линии разнимали небытие, взбивая его в сияющие сгустки энергии, прообраз материи. Энергия и материя были едины, и обе создавались безудержным стремлением; неутолимой жаждой души под названием «созидание».
Земля ушла куда-то вниз, наполовину скрылась за ней Луна. Камни и почва, растения и позвоночные, сами звезды — все незаметно для себя лучилось неброскими волнами гравитации. Звезды и Земля тоже были живыми, одушевленными; можно сказать, мыслили. Их позывные напоминали радиопомехи в прямом эфире — глухой фон немолчных голосов, пытающихся что-то донести до всех.
Мы взросли из них как Жизнь, потому что они ждали от нас этого. Мы были им нужны, чтобы осуществлять за них функцию зрения и осмысленной речи. Все, даже ненависть, произрастало из любви.
Io ritornai da la santissima onda…
Я шел назад, священною волной
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
Чист и достоин посетить светила.
Где-то позади на полу осталась плоть, что была когда-то Миленой Шибуш. На ее лицо с любовью и трогательным изумлением смотрел Майк Стоун. Его за указательный палец держал Пятачок. Вот, подавшись вперед на шатких ножках, он подошел и тоже робко склонился над ней. Лицо Милены Шибуш было озарено улыбкой, преисполненной чистейшей радости. Дух тоже увидел эту улыбку. Все тело лежащей сияло ярчайшим светом, как будто оно было сделано из полупрозрачного стекла, освещенного изнутри.
Милена думала о всех них — о Майке и Рут, о Люси и Старичке-Музычке, о своих Крошках. Думала она о Троун Маккартни и Роуз Элле. Плоть на полу улыбалась всей своей иссякшей жизни, ее неуемности. Ведь в конце концов она закончилась свободой.
В последний раз сошлись воедино все сущности Милены Шибуш.
«Вот и мой черед», — подумал дух. Как и Консенсус, она представляла собой структуру, вместилище, которому надлежало опустеть.
Милена умерла.
Уединившись в тишине, она разделилась. Все составляющие ее сущности были отпущены на волю: младенец и дитя, сирота в Детском саду, актриса и режиссер, жена и Народная артистка, Милена-Ангел, Милена-онкоген, Милена-носившая-ум-Хэзер и Милена-вспомнившая-Ролфу.
Они поднимались вверх, словно белые страницы написанной речи, брошенной на ветер. Страницы взлетали, как листья, разбрасываясь по своим вечным Сейчас. Эти Сейчас более не сообщались между собой ни во времени, ни в рамках единой сущности. Они выходили за пределы времени, туда, где может быть изложена вся правда целиком. Чтобы высказать всю правду, нужна целая вечность, и лишь усилиями любви она умещается в переплет единого тома. Это и есть Третья Книга, выходящая за пределы слов или скудного воображения. Чтобы покинуть Чистилище, нужна Комедия.
НО ЭТО НЕ КОНЕЦ. Потому что конца не существует.
В Чехословакии по-прежнему была Пасха, и Любящая поднималась по лесистому холму вместе со своими родителями.
Она все еще была одета ангелочком, со звездой и серебристыми крыльями из фольги. Она утомилась, и родители время от времени подхватывали ее за обе руки и поднимали в воздух. И она летела.
Склон сделался более пологим, и стало больше света: Любящую в очередной раз приподняли и опустили как раз на вершине холма, где пушистыми беличьими хвостами стояли устремленные ввысь лиственницы. Она огляделась и завизжала от восторга.
На вершине холма стоял ее дом. А над жарким белым его известняком возвышалась липа, ее lipy. Ребенок, крича от озорной радости, пустился бежать в свое поле — по траве, у которой, казалось, были пальцы и ладони. Трава улыбчиво расступалась. «Tatinka, Maminko!» — смеясь, бежали вслед за ребенком имена-призраки. Отовсюду лился свет, а в воздухе со щебетом кружили птицы. Калитка в сад с утра оставалась открытой.
Эта калитка будет оставаться открытой в любой момент — здесь, сейчас, в Чехословакии или в Англии. Всегда.
