Детский дом - [43]

— Значит, ваш? — переспросил Алексей Николаевич. — Игорь, говорите? Похвально, похвально. Что же касается гонорара, то это травка, которой и Пегас не гнушается. Не так ли, дорогой Вячеслав Яковлевич?　

Писатели рассмеялись.　

Разговор наш перекинулся на другие темы. Они расспрашивали, как мы живем, что читаем, кем хотим стать. Поинтересовались, какая у нас библиотека, и посоветовали бережнее относиться к книгам.　

— Очень хорошо, что у вас своя переплетная, — сказал Толстой. — Исцеляя книгу, приводя ее в порядок, вы ценить ее будете лучше, рвать меньше. Что может быть ценнее книг!　

Возвращались мы домой под глубоким впечатлением от сказанного писателями. «Ну, в самом деле, — думал я о себе, — ты, парень, уже комсомолец, о многом мечтаешь, а вот мимо простых вещей, но очень важных, проходишь». В ушах звучали фразы, сказанные Толстым: «Разве можно так относиться к памятникам славы русского оружия? О гунны, родства не ведающие? Вы же, наверное, знаете, что здесь в лицее учился Пушкин». Все было справедливо. Наверное, пора подумать　обо всем этом более серьезно. Ребята оживленно вспоминали произведения этих двух писателей. Нам больше всего нравились «Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина», «Гадюка» А. Толстого и «Пейпус — озеро» В. Шишкова.　

Внезапно наш разговор прервал резкий свист. Я поднял голову и увидел Филина в компании двух парней. Степка что-то говорил им, и они с интересом поглядывали в нашу сторону.　

— О тебе, наверно, Косой, толкуют, — сказал мне Гошка Шамрай. — Факт, у них финки. Боишься?　

— Пусть-ка сунутся, — сказал Борис Касаткин, возвращавшийся с нами, и тверже оперся о палку — свою «белогвардейскую саблю».　

Такое же «оружие» было почти у всех наших ребят.　

— Давайте подождем, — сказал я.　

Видя, что мы бежать не собираемся, Филин погрозил кулаком, круто повернулся и ушел с дружками в глубь парка.　

***

Прошло еще полгода нашей беспокойной детдомовской жизни…　

С тех пор, как уехала Лена, я много думал о ней: «Как-то ей там, бедной? Довольна ли? Не обижают ли ее?» Я всегда с нетерпением ждал Лениных писем, и когда долго не получал, то мучился. «Может, кто другой ей нравится? Если так — пожалеет. Вот стану командиром Красной Армии, и тогда она поймет, кого потеряла». Но вот я получал очередной конверт с ленинградским штемпелем и успокаивался.　

Она писала, что довольна своей мамой, продолжает учиться и живет «как всамделишная дочка». С мамой уже договорились: после семилетки — к ней на ткацкую фабрику. Ее хорошо одели, она сама ходит в магазин за колбасой, булками. Я в своих письмах старался как можно красочней описать детдомовскую жизнь, передавал наши новости. А сам строил всевозможные планы, как бы увидеть Лену. Мне все казалось, что она должна догадаться и приехать в Детское Село «навестить подруг».　

И вдруг катастрофа… Лена, хорошая, красивая, умная и добрая Лена, перестала отвечать на мои письма. Я продолжал строчить ей длиннейшие послания, но в ответ — ни слова. Что стряслось? Почему? На душе у меня было так тяжко, тоскливо, что я, как ни старался, не мог скрыть свое состояние от других. Роза, Борис Касаткин, Коля Сорокин и Алексей подбадривали меня; были и такие ребята, что подначивали, язвили. Может, Лена заболела? Я решил выяснить все на месте и однажды после уроков поехал в Ленинград.　

Дом, в котором жила теперь Лена, стоял на Обводном канале, вблизи Клинского рынка. Добрался я по адресу без особого труда, но волновался страшно. Поднявшись на шестой этаж, я увидел на двери перечисление несметного количества фамилий с указанием, к кому сколько раз надо дергать за ручку дверного звонка. Фамилии Лениной мамы я не знал и потому топтался в нерешительности перед дверью.　

— Ты кого здесь ждешь? — услышал я за своей спиной звонкий голос.　

Я оглянулся и увидел мальчишку своего возраста, дружелюбно рассматривавшего меня.　

— Понимаешь, здесь вот какое дело, — начал я. — Лена наша из детдома сюда переехала жить, вот я к ней от ребят и приехал. Вроде бы навестить.　

— Понятно, — нараспев протянул мальчишка и дернул пять раз за ручку звонка. — Сейчас увидишь свою Ленку.

Дверь открылась, и на пороге появилась Ленина мама. Я сразу узнал ее. Она была в пестреньком капоте, небрежно причесана.　

— К вам, тетя Варя, то есть к Лене, из детдома представитель приехал, — солидно сказал парнишка и, не проявляя любопытства к дальнейшему развитию событий, сбежал вниз по лестнице.　

— Ты Саша?　

— Да, я самый.　

— Лены дома нет, но это ничего, ты проходи, пожалуйста.　

Я старательно вытер подошвы ботинок о влажную тряпку, что лежала перед дверью, и вошел. Тетя Варя закрыла входную дверь и повела меня по длинному полутемному коридору. В самом его конце открыла справа дверь, и я оказался в небольшой уютной комнате.　

— Вот здесь мы и живем с дочкой Леночкой, — приветливо сказала тетя Варя. — Снимай пальто и шапку, располагайся, будем чай пить.　

Я хорошо подготовился к поездке в Ленинград, отутюжил брюки, наваксил ботинки, поэтому разделся без стеснения, сел.　

— А Лена где?　

— Лена с ребятами в клубе спектакль репетирует, вернется поздно. Я за ней потом пойду.