Детский дом - [40]

— Верно, сейчас нету. А это что?　

Я вынул из кармана его нож. Со скамей повскакали ребята, вытянули шеи. Я высоко поднял финку.　

— Узнаете, ребята? Чья?　

Раздалось сразу больше десяти голосов:　

— Филина! Степкина! Филина!　

Я выждал и, когда стало тише, продолжал:　

— Так вот, этот нож Коля Сорокин нашел у флигеля после той ночи, когда склад грабили. Это может и Горбылек подтвердить. А сами вы помните, когда нас　разбудили ловить воров, Степкина постель была пустая и не смятая,　

Я видел, как Мишанька Гусек, вжав узкую голову в плечи, согнулся, словно хотел сделаться меньше, незаметнее, у Филина дергался рот; облизывая губы, он глухо говорил:　

— Брехня все. Наговоры, счеты сводишь.　

В зале поднялся шум.　

— Признавайся, Курнашев, добром, — перекрывая голоса, кричал я. — Васяна вызывал из Ленинграда? Мы, Мария Васильевна, комсомольская ячейка, просим вас дать делу законный ход через милицию. Филин не первый раз гуляет за счет ребят.　

— И с атаманами сразу покончим! — выкрикнул чей-то голос с переднего ряда.　

После меня выступали еще трое ребят, старшие девочки, и все открыто настаивали на привлечении Филина к строгой ответственности. Степка уже почти не огрызался, лишь зорко поглядывал на очередного оратора, словно хотел сказать: ну, я тебе запомню, еще рассчитаемся!　

Собрание длилось почти до самого обеда.　

За обедом Филина не оказалось, не было его и ночью в спальне. Потом обнаружили, что в тумбочке нет его вещей, а под кроватью — сундучка. Одна из девочек сказала, что видела его уходившим в город. По школе-колонии пополз слух, что через своих дружков Филин пригрозил мне:　

— Передайте Косому: он меня еще попомнит. Отплачу так — век не забудет.　

Обо всем происшедшем заведующая сообщила в милицию.

VIII

Шли последние дни июля: не заметишь, как начнутся и занятия в школе.　

Стояла жара, и мы не вылезали из Большого пруда Екатерининского парка. В тот день мне было очень скучно: вчера Роза увезла старших девочек в Ленинград на фабрику «Красный ткач»… Многие из них после окончания школы мечтали поступить туда работать.　

«Почему и ребят не взяли? — размышлял я. — Как весело провели бы время. А теперь вот кисни один».　

Меня все больше тянуло к Лене. Без нее мне было трудно провести лишний час. Я аккуратнее стал причесывать свои волосы, старательно чистил и гладил брюки, рубашку.　

Когда мы с Алексеем вылезли на берег и оделись, он сказал:　

— Сеньор Александрио, не желаете ли посетить Эльдорадо, сиречь рынок? Не беспокойтесь, храбрый идальго, никаких нарушений закона не будет. Просто одна донна ко мне хорошо относится, а ее папаша является хозяином булочной.　

Идея была неплохой — до обеда далеко, а есть уже хочется, и я легко согласился.　

— Вообще-то, Леша, бросал бы ты свой промысел, — заговорил я по дороге.　

— Вашими устами глаголет истина, сеньор Александрио… Быть вам комиссаром. Но вы можете на сегодняшний день обеспечить мне приличный рацион в колонии, а не какую-то баланду? Притом… читали Максима Горького? Он пишет, что есть люди, которые сдвинулись со своей точки. Вот и я. Отца почти не видел, мать… э, да что говорить!　

И минуту спустя серьезно добавил:　

— Но не исключена возможность того, что я перекуюсь. Думаешь, сладко? Втянулся. Но чувствую… иду не в ногу с ребятами.　

Временами в глазах этого ловкого, красивого и уверенного парня я замечал грусть, тоску одиночества, и мне становилось от души жаль его. Но чем я мог ему помочь? Не очень-то он слушает мои советы. «Я ведь в детдоме ничего не беру, верно, дружок? — как-то насмешливо сказал он мне. — А с нэпманами Советская власть сама борется».　

Детскосельский рынок помещался внутри Гостиного двора, в центре города. Алексей с черного хода зашел в магазинчик и вернулся с пахучей буханкой свежего пшеничного хлеба. Спрятавшись от солнца в тени пирамиды фанерных ящиков, мы с удовольствием стали его уплетать.　

— Погляди-ка, Саня, что это там базарные дамы толпятся? — указал Алексей на ворота рынка.　

— Сейчас запьем свой обед родниковым вином и обследуем, — сказал я.　

Подойдя к воротам, мы увидели отпечатанные типографским способом объявления и начали читать:　

«Согласно постановлению… исполком предлагает желающим крестьянским семьям взять воспитанника из детского дома… будут получать ежемесячное денежное пособие… прирезается дополнительный надел земли… За справками обращаться в отдел народного образования».　

Безотчетное чувство страха охватило меня: неужели нас будут раздавать мужикам? Видимо, я изменился в лице. Алексей успокаивающе сжал мою руку:　

— Успокойся, храбрый идальго. Вряд ли нас насильно будут вышибать из детдома.　

Франца Пупина мы нашли в столовой, и он нас заверил, что только желающие будут отданы крестьянам. И государству станет легче и ребятам: быстрее привыкнут к самостоятельному труду, обретут родительскую ласку. Скоро, сказал он, в назначенный день приедут крестьянские семьи выбирать себе детей.　

Ребята и девочки взбудоражились, все обсуждали предстоящий «смотр». Каждый задумывался: не возьмет ли его кто? Идти ли?　

Вечером из Ленинграда вернулись девочки, ездившие с Розой на ткацкую фабрику. Я, обрадованно поглядывая на Лену, принялся расспрашивать, много ли она увидела интересного. Отвечала она как-то рассеянно, невпопад, была заметно взволнована. «В чем дело»» — строил я догадки.