Детские шалости - [10]

— Кто? — растерянно говорит Марк, пытаясь найти место на забитой парковке. Он ненавидит ставить свою машину слишком близко к другой, особенно у бассейна или у супермаркета, где полным-полно женщин-водителей. При въезде или выезде они всегда царапают дверцами машину Марка. А если им успешно удается осуществить этот маневр, то они распахивают настежь свою или заднюю дверцу, понятия не имея, насколько близко к другой машине они припарковались. И даже если тут все проходит гладко, то, выгрузив продукты, они совершенно точно оставят тележку из супермаркета посередине дороги, потому что до них не доходит, что дорога создана для других целей. Он всегда старается ездить в супермаркет вместе с Николь, чтобы с его машиной ничего не случилось. И в бассейн, конечно же. И в парк. Она такой же водитель, как и все остальные женщины.

— Ким, — говорит Николь. — Кто же еще?

— Не знаю. Сомневаюсь, — отвечает он, отыскав вполне приличное, широкое пространство для парковки. — Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Кто может угадать, что творится в ее голове?

— Полагаю, она хочет, чтобы мы забрали Лили, — говорит Николь, поспешно распахивая дверцу, и Марк видит, что она даже не посмотрела, насколько близко с другой машиной они припарковались, она даже об этом не подумала, она быстро выбирается из машины, старательно избегая встречаться с ним глазами.

— Черта с два, — говорит он, тоже выбираясь из машины. Хотя, следуя за Николь по парковке, обходя вокруг большие лужи, он в первый раз начинает задумываться о том, что дело именно в этом. Что, может, Ким наконец решила сплавить ему Лили. По какой бы то ни было причине. И именно этим можно объяснить, почему она не перезвонила. Потому что, хотя она и решилась на это и даже один раз попыталась связаться с ним, теперь она передумала и не может заставить себя позвонить снова.

— Откуда ты знаешь? — говорит Николь, когда они подходят к входу в спортивный комплекс. — Ты только что сказал, никогда не знаешь, что творится у нее в голове.

— Все правильно, — говорит Марк, — и что, если она собирается спихнуть на нас Лили?

— Это будет несправедливо по отношению к Джемме, — говорит она. — И у нас все равно нет свободной комнаты. Кроме того, мы не знаем, что она за человек. Она может оказаться… полностью неуправляемой. Может, именно поэтому Ким больше не хочет оставаться с ней в одном доме. Потому что не может с ней справиться. Ты наслышан о таких детях. Со всяческими отклонениями. С расшатанной нервной системой.

Около автоматов с чипсами и киосков, в том месте, где они всегда ждут Джемму, Марк сердито говорит:

— Ты говоришь о моей дочери.

Хотя он прекрасно понимает, что в только что сказанных словах Николь есть смысл, несмотря на то, что вряд ли он сам решился бы выразить подобную озабоченность.

— О твоей собственной дочери, — говорит Николь. — О той самой, с которой, так получилось, ты потерял контакт. А вот идет твоя настоящая дочь, с которой ты живешь в одном доме. Та самая, которая каждый день называет тебя папой. Привет, дорогая. — И Марк смотрит, как Николь машет Джемме, манит рукой, а та тащится по скрипучему коридору с парой школьных подруг, и у каждой из них мокрые, всклокоченные волосы.

— Просто помни об этом, — шепчет Николь. — Я не позволю, чтобы ты ей тоже сломал на хуй жизнь.

Глава 11

Марк смотрит на Джемму, на ее длинные влажные волосы, которые, высыхая, становятся светлыми, потрясающе белыми, без оттенков, они густые, распущенные и вьются — эти волосы она унаследовала от матери, хотя цвет волос ее мамы теперь не совсем натуральный, и он вспоминает волосы Лили, которые, когда он видел ее в последний раз, были короткими, ярко-рыжими, росли пучками, и это был только младенческий пушок. Ее волосы никак не хотели отрастать, но ей тогда было всего-то три года с хвостиком.

А Джемма хотела выглядеть как Барби, и Николь всегда ей подыгрывала, терпеливо зачесывала волосы и наряжала ее, и он думает о том, как повезло Джемме, потому что у нее такие светлые и вьющиеся волосы, и с этими волосами она вполне похожа на Барби, а ведь ей так хочется походить на эту куклу. И он переживает, думая о том, что бы почувствовала Лили, если бы захотела, став немного старше, достигнув возраста Джеммы, походить на Барби. Когда они жили вместе, он не помнит такого, чтобы у нее были Барби. У нее были игрушки, но он не помнит ни одной Барби, ни Шелли, ни Кена. Не помнит, чтобы у нее был ящик, набитый сверкающей одеждой, и крошечными туфельками на каблуках, и маленькими заколками для волос, и ожерельями, и расческами, и зеркальцами, и сумочками, чтобы у нее вообще был такой же огромный набор безделушек, которые были у Джеммы. Или красавчик-конь Барби, Синий Бриллиант. Или бело-розовый пластмассовый замок Шелли, который все время ломается, и с тех пор, как он вытащил детали из-под кровати Джеммы, все время приходится его чинить. Он собирал эти детали по всему дому. Марк думает, что Джемма никогда не была такой пухлой, какой была Лили. Даже в младенчестве она была костлявой и угловатой — в точности его строение. А еще у нее папин нос — как и у Лили — и его глаза. Хотя она, конечно, унаследовала волосы Николь, и кожу Николь, и у нее нет экзем, и она хорошо переносит солнце. Он часто задумывался о том, что она гораздо больше похожа на свою мать, нежели на него самого. У них один и тот же темперамент. Они обе уверенные в себе и решительные, никак не подвержены тем переменам настроения, которым подвержен он, и у них не бывает таких же, как у него, вспышек ярости. Однако у Джеммы все еще периодически случаются приступы гнева, особенно когда она теряет какую-нибудь из своих Барби, но он считает, что скоро она окончательно перерастет эту стадию.