Детские истории взрослого человека - [48]

— Если они с мастером Вандой, — объяснял я, — согласятся давать тебе по двадцать левов в месяц и мы тоже будем давать двадцать, тебя никто не тронет. Будешь жить спокойно.

— Отец ходил к Франтишек? Двацет лева для Хенига?

— Они же твои ученики!..

Старик сокрушенно положил скрипку на верстак и, закрыв лицо руками, долго молчал. Я почувствовал: что-то вышло не так. Мне было неловко, хотя я не понимал почему. Ведь все делалось ради него. Пусть живет у нас — что может быть лучше? Как он этого не понимает?

— Иди, я устали, хочет немного отдихать.

Неужели он меня гонит? Никогда еще не отсылал он меня домой. Когда ему хотелось отдохнуть, он просто ложился на диван и поворачивался ко мне спиной. А я не мешал ему — развлекался, рассматривая инструменты. Чем же я его обидел?

— Дедушка Георгий, разреши мне остаться! Ты ложись, а я посижу тут. Ведь ты обещал рассказать мне про скрипку Гаспаро да Сало! Ту, которую украсил резьбой Бенвенуто Челлини. Прошу тебя!

— Нет. Иди. Приходи завтра, послезавтра. Хочет бить один.

Что поделаешь? Я ушел. Он проводил меня. Пробормотал «до свиданья» и запер за мной дверь.

— Большую глупость ты сделал! Не нужно было ему говорить! — сокрушался отец.

— Это Франтишек ему сказал!

— Ладно, что сделано, то сделано. Чего он от него хочет?

— Хочет не инструменты купить, а скрипку увидеть.

И вскоре Франтишек собственной персоной заявился к нам с бутылкой ракии и коробкой конфет. Поцеловал матери руку и, с плохо скрываемым презрением оглядывая обстановку в комнате, сел.

— В принципе я не против вашего предложения, — сказал он. — Я переговорил с моим другом мастером Вандой. Считаю, это дело можно уладить. Но на определенных условиях.

— Слушаю.

— Во-первых, вы должны нам посодействовать, чтобы он показал нам, чем сейчас занимается.

— Зачем это вам?

— Видите ли, скрипки в Болгарии стали изготавливать не слишком давно. Мы еще только завоевываем себе имя и клиентуру. Большинству заказчиков известно, что старик был нашим учителем. Нам надо знать, что он делает и для кого. Ведь он уже бросил свое ремесло. Я отлично помню, как вы несколько лет назад заказывали ему скрипку-восьмушку, так ведь? Я тогда был против.

— Да, я тоже помню. И что из этого?

— Неужели вы не понимаете? Такие фокусы подрывают наш авторитет. Заказчики — народ наивный. Они слышали, что Георг Хениг когда-то был великим мастером, и считают, что он и нынче может творить чудеса. Каждая его поделка — удар по нам. Судите сами: если учитель делает барахло, то чего ждать от учеников?

— Что же вы предлагаете?

— Давайте возьмем его под опеку. Его психическое состояние должен определить врач-специалист. У меня есть хороший знакомый в Первой городской больнице, большой поклонник искусства. Ясно, старик не способен ни отвечать за свои поступки, ни принимать какие-либо осмысленные решения. Вы согласны?

Синяя вена прорезала лоб отца.

— Предположим, мы оформим над ним опеку. Что потом?

— Что потом? Он не будет заниматься ерундой. Мы станем давать ему втроем по двадцать левов в месяц, и пусть он живет себе спокойно на старости лет, да и сколько ему осталось? Это первое условие. Но есть и второе.

— Любопытно.

— Да… Инструменты. Я готов заплатить за них очень приличную сумму. Вы музыкант и имеете представление о ценах на такие вещи. Думаю, мы сторгуемся. Я не вижу смысла в том, чтобы ценные инструменты валялись без употребления. Для вас они — как бы получше выразиться, — скажем, не имеют никакой стоимости. Ну как? Договорились?

— Вон!

— Что?

— Вон! — заорал отец.

Франтишек встал. Лицо его побагровело.

— Вы пожалеете… — начал было он, но отец сделал недвусмысленное движение, и того словно ветром сдуло.

Вслед ему полетели бутылка и конфеты.

* * *

На следующий день мы передали Георгу Хенигу весь наш разговор с Франтишеком. Против наших ожиданий старик воспринял это спокойно. Даже улыбался, слушая. Особенно развеселили его слова о заказчиках. Когда отец закончил, он серьезно посмотрел на него и сказал:

— Не надо било ходить к Ванде и Франтишеку.

— Бай Георгий, — пробормотал отец, — ты же знаешь, я только ради…

— Знаю, — перебил Хениг. — Но не думал, как надо. Когда нужно било, мастер Георг Хениг дал ученикам все, что знал. Дал Франте. Дал Ванде. Сколько взяли — взяли. Это добро. Научил ремеслу. Но стари мастер Хениг, — сказал он еще более строго, — не берет ничего от свой ученик. Так било в стара Чехия, так будет всегда. Понимал? Когда решит, Хениг сам пойдет. Знает куда. Не нужно мене ни Франта, ни Ванда. Понимал?

Отец молчал.

— Сейчас Франтишек сказал, — продолжал старик, — что у стари Хениг плохо с глава. Марин, дай документ для инструмента!

— Какой смысл, если они докажут… Как тебе объяснить? Ну, что ты умственно…

— Сумашедши?

— Вроде того.

— Отведи мене к врачу. Возьми бумагу, что я не сумашедши.

— Это уж чересчур!

— Мой друг отведет мене к врачу, потом к нотариус. А тогда стари Хениг показал скрипку Франте и Ванде!

Оба эти типа приходили к нему через день. Торчали под дверью, требовали впустить их, просили, угрожали. Прогоняя их, он говорил, что покажет скрипку, когда будет готова. Они заходили к Рыжему и подолгу там сидели. Я прикладывал ухо к стене, чтобы подслушать, о чем они сговариваются, но Георг Хениг сердился и не разрешал мне этого делать.