Детские истории взрослого человека - [43]

— Они на тебя сердятся?

— Не сердится. Знает, как било. Мольчи, не спрашивай.

Просил меня принести воды. Я выходил во двор, наливал воды в кувшин. Он жадно пил, ему все время хотелось пить. Курил окурок за окурком. Когда они кончались, шарил под диваном, находил пачку «Бузлуджи», закуривал. Дышал тяжело, прерывисто. По утрам кашлял долго — просто заходился в кашле. Я подавал ему чашку с водой, он, поперхнувшись, проливал ее, все лицо было мокрым.

— Надо бистро работать, — жаловался он, — времени нет! А дерево не слушается!

— Дай, — сказал я однажды, — я поговорю с деревом?

— Ти говорить с деревом?

— Дай попробую, может, что-нибудь получится.

Он лег, повернувшись ко мне спиной.

Мы оба долго молчали. Казалось, старик заснул. Дышал, во всяком случае, ровно. Голова у меня была совершенно пуста, и я уже проклинал себя за то, что решил поговорить с деревом. Я рассеянно гладил дощечку, как это делал он, подыскивая слова, но мысли мои разбегались. В уме вертелись только обрывки фраз с неправильным, как у Георга Хенига, порядком слов. От дерева под моими пальцами исходило тепло.

— Вот что… — начал я смущенно.

Дерево словно бы вздрогнуло.

— Вот что… — Я закрыл глаза, и слова стали произноситься уже сами собой. — Дедушка Георгий должен из тебя сделать скрипку! Все-таки должен — не спрашивай зачем. — Дерево, кажется, стало тверже. — Подожди. Сейчас объясню, — быстро продолжал я, — они давно его зовут к себе. Он не уходил к ним… потому что мы делали буфет. А теперь надо скрипку сделать! Он возьмет тебя с собой и отнесет Богу. Мы не знаем, какой он, дедушка Георгий уже не знает. Раньше знал, а сейчас думает… — Дерево как бы съежилось… — Подожди, подожди. Бог… Богу нужна скрипка. Дедушка Георгий никогда не будет делать скрипку для плохого человека. Вот Франтишек — может, Ванда — тоже, а он никогда. Ты поверь, что дедушка Георгий тебя уважает и не отдаст кому попало. Никому не отдаст, кроме Бога! Бог самый хороший на свете, он будет играть на тебе, пока не станет виртуозом. А виртуоз — это человек, который играет лучше всех. Когда виртуоз играет, зал полон, много цветов, все хлопают, некоторые даже плачут, не потому что им грустно, а потому что им нравится музыка. А там, где Бог, есть залы такие большие, каких здесь нет. Ангелы летают. Дедушка Георгий знает. Когда Бог будет играть, все ангелы будут слушать и хлопать крыльями. Там будет и его жена Боженка, брат Антон, отец Иосиф, наверно, и жена Бога тоже будет, ее зовут Матерь Божья. И их сын Иисус, он тоже там будет. Все ждут только тебя! Понимаешь, дерево? — Оно стало теплым в моих руках. — Столько людей вокруг, и все хорошие! Ни собаки, ни комиссий, в первом ряду сидит дедушка Георгий и слушает, как ты поешь! Когда Бог будет играть, он всегда будет там. Жалко, что я приду позже. Дедушка Георгий говорит, сначала я должен стать царем. Потом, когда я буду старым, он придет за мной, и я тебя послушаю. Вот увидишь, — горячо продолжал я, — тебе будет приятно, что Бог играет на тебе. На твоем месте я бы очень радовался. Я бы все отдал, чтобы быть на твоем месте! Подумай только: Бог берет тебя в руки, подкладывает подушечку под подбородок, покрывает платочком и начинает играть… Волосы у него, верно, длинные и черные, как у великих скрипачей… Я видел фотографию Паганини — у него именно такие волосы. Да, сначала гаммы и арпеджио, чтобы разыграться. Потом концерт Конюса. Я его тоже играл и очень бы хотел послушать, как он его сыграет. Прошу тебя, дерево, позволь дедушке Георгию сделать из тебя скрипку! Я буду хорошо учиться, исправлю плохие отметки, побыстрее постараюсь стать царем… и когда дедушка Георгий придет за мной, мы снова с тобой увидимся. И опять поговорим. Я скажу: видишь, как ты хорошо сделало, что послушалось меня? А если бы ты попало к Франтишеку или Ванде? Слышишь? Дерево!..

Кусок дерева под моими пальцами был мягким и теплым, словно пластилин. Словно живая плоть. Я не смел открыть глаза.

Мне казалось, в комнате послышался нежный мелодичный звон, раздававшийся из-под моих пальцев. И какое-то дуновение я ощутил — дерево вздыхало.

* * *

Вангел повесился.

Случилось это в конце октября. По утрам бывало прохладно. На тротуар осыпались листья с деревьев, но в обед припекало солнце и в воздухе вились черные мушки.

Бабье лето.

Однажды утром квартал разбудил протяжный вой его облезлых кошек — пяти-шести полудиких существ, злых, но странным образом необыкновенно привязанных к своему хозяину.

Первой его увидела Цанка. Она страдала бессонницей, от которой ничто не помогало — ни валерьяновые капли, ни холодные компрессы, ни разного цвета таблетки, ни порошки, которыми она отравляла свой хилый организм.

Часов в шесть утра из комнаты Цанки послышался истошный крик. Все выскочили в коридор. Пепи, Роленская и моя мать в ночных рубашках, мужчины — в пижамах и кальсонах. Ванчето, Владко и я напрасно пытались прошмыгнуть между ног родителей, чтобы посмотреть, что происходит.

Первым опомнился отец.

Он постучался к Цанке и, не получив ответа (она продолжала вопить, словно с нее живьем сдирали кожу), с размаху выбил дверь, так что хлипкий замок остался у него в руках.