Детские годы в Тифлисе - [7]

Дядя Котэ долго стучится в железную калитку. С кем-то говорит по-грузински. Калитка отворяется…

Залитый луной дворик, выложен каменными плитами. У каменного забора – тоже белые домики.

У калитки старик с черной шапочкой на голове, с седыми волосами, перевязанными на спине ленточкой, На нём темный длинный халат, на груди на серебряной цепочке большой крест.

Старик низко кланяется, предлагает войти. Показались другие мужчины в длинных темных халатах. Низко кланяются.

Кто это? – испуганно спрашиваю Наташу.

– Монахи, – шепотом отвечает она. – Да ты не бойся. Мы уже пришли в монастырь. Теперь всё будет хорошо.

С трудом стою на ногах. Монахи приносят молоко в кувшинах, сыр и теплые чуреки, притаскивают охапки сен.

– Колбатоно и девочка будут спать в церкви, – почтительно говорит старый монах, кланяясь маме.

Идём вместе за монахом, поднимаемся в большую залу. Высокая, что потолка не видно. Это и есть церковь. В лицо веет прохладой и ладаном.

По стенам разноцветные портреты. В конце зала – расписанная дверь с портретом старика. Около него на цепочке мисочка. В ней тоненький синий огонек.

– Мама, – шепотом спрашиваю я, – это портреты родных старого монаха?

– Молчи, девочка, молчи! Это иконы.

– А зачем горит огонек? Чтобы не страшно?

– Это не огонек. Это лампада, – говорит монах. – Она горит во славу божью.

Монах расстилает на полу толстую кошму, в изголовье кладет седло Луизы Мадер и, низко поклонившись, уходит из церкви.

Ложусь рядом с мамой. Рассматриваю иконы. Больше всего удивила женщина с поразительным лицом. Держит на руках ребенка, с такими, как у Ляльки, ручками и ножками.

– Мама! – тихо спрашиваю я. – В тюрьмах сидят только убивцы и воры?

– Всякие сидят, девочка. И хорошие люди сидят. Вот и наш Саша-джан сидел в тюрьме в Метехском замке целых три года.

– Один? – спрашиваю я.

– Один…

– А за что его?

– Заступался за других.

– А какая это тюрьма?

– Большой каменный дом. В ней маленькие комнаты – три шага в одну сторону, два шага в другую. Как в клетке. Темно. Окошечко у потолка. И никого, никого с ним не было. Дверь запирают на замок, и он не может выйти из комнаты.

– А ты тоже вместе с ним была?

– Нет. Мы познакомились в ссылке.

– А кто его посадил?

– Да спи же! – сердится мама. – Будешь большая – расскажу.

В церкви жарко. На дворе тихо, протяжно поют грузинскую песню.

…Ночью постучали в ворота. Видно было, как по двору забегали монахи. Кто-то требовал, чтобы открыли. Старый монах кого-то убеждал.

– Разбойники, – прибежав, испуганно сказала Соня. Мама сейчас же вскочила и побежала во двор.

Мы с Соней прижались друг к другу.

Крик за калиткой слышится все сильней. Кажется, что под ударами снаружи расколются ворота.

Теперь уже с нами и Наташа.

– Не бойтесь, – деланно спокойно говорит она. – Старый монах не пустит разбойников. Он сказал им, что сейчас монахи будут молиться. А чужим нельзя быть в монастыре.

И сейчас же, откуда-то сверху раздается звон колокола. Напряженно слушаем каждый удар.

– Ушли, – говорит дядя Котэ и, подойдя к старому монаху, низко кланяется и жмет ему руку.

– Грех взял на свою голову, – говорит старый монах и крестится. – Ложь произнес. Надо молитвой замолить грех.

– Бог воздаст тебе – говорит дядя Котэ и снова низко кланяется монаху.

…К вечеру подходим к нашей даче. У последнего поворота увидела знакомую фигуру.

– Папа, Папа! Кричу я.

Он бросился навстречу, вытащил меня из хурджина, прижал к себе.

…Поздно вечером, когда засыпала, он пришел пожелать спокойной ночи. Рассказывала о нашей прогулке, о монастыре, о разбойниках.

– А что такое ссылка? – вспомнила я мучавший меня вопрос. – Что там за люди?

– В ссылке много хороших и разных людей. Там очень трудно. И холодно и голодно вообще тяжело.

– А за что ссылают?

– Расскажу, когда вырастешь.

Глава 4

Когда вернулись с дачи, в первый раз поняла, что такое музыка.

Жил у нас тогда дядя Серго Казанский, который с мамой и отцом был в ссылке. Мама говорила о нём, как о большом музыканте, музыку которого исполняют в концертах, но что сгубил свой талант «зеленым змием».

Интересно, где прячется этот «зеленый змий»? Лазила под тахтами в его поисках.

Однажды с дядей Серго остались дома один на один. На дворе было жарко, двери гостиной, столовой, передней и детской открыты.

Дядя Серго тихо играл на рояле.

Прислушалась. Как странно он играет! Вот капли… одна… другая. Ручей побежал. Слышно, как плещется.

Дядя Серго был виден. Наклонившись над роялем быстро перебирал пальцами. Звуки становилась всё громче.

Сорвавшись с места, на цыпочках стремительно пробежала столовую, гостиную, остановилась у окна. Оглянулась на дядю Серго. Не рассердится ли?

Посмотрел на меня, улыбнулся.

В музыке шумели деревья, отдалённый гром. Я бегала и размахивала руками.

Нет, это были не руки – крылья. Не было сил остановиться!

Вечером дядя Серго сказал отцу.

– Уж очень она у вас впечатлительная. Надо к ней осторожней подходить.

– Нет, – ответил Саша-джан, – её надо закалять. Впереди жизнь. Должна быть стойкой.

Закалять? Как закалять? Это интересно!

…Вечерние кипарисы неподвижные как чёрные свечи вершинами доставали небо. Неподвижны как чёрные свечи. На Давидовой горе загорелась дорожка фуникулера.