Детонепробиваемая - [4]

        * * * * *

Конечно, в первые месяцы после свадьбы довольно часто всплывала тема детей, но мы ступали на эту почву, только отвечая на бестактные расспросы о наших планах касательно потомства. Спрашивали все подряд: семья Бена, мои родные, друзья, случайные мамочки в парке и даже приемщица в химчистке.

– Мы не собираемся обзаводиться детьми, – сухо отвечал один из нас, и потом приходилось терпеть неизбежную болтовню о том, сколько новых красок отпрыски привносят в жизнь.

Однажды на вечеринке по случаю выпуска книги редактор бесцеремонно заявила мне, что без детей моя жизнь в итоге окажется «лишенной смысла». Нда, весьма спорное утверждение. Я ответила что-то вроде: «Что ж, значит, тогда мне лучше застрелиться прямо сейчас, хм?» Она притворилась, будто не расслышала, и продолжила разглагольствовать о своих чадах.

Ещё одной распространенной реакцией были сочувственные кивки от людей, которые считали, будто мы скрываем горькую правду: неспособность зачать ребенка. Вроде как в тот раз, когда подруга Бена по колледжу сунула мне визитку с нацарапанным на обороте телефоном её клиники по лечению бесплодия. Я вручила карточку Бену, который тут же довел до сведения приятельницы, что через несколько месяцев после свадьбы сделал вазэктомию. Это не было правдой – я принимала таблетки, но что-то в его признании устыдило собеседницу и заставило её заткнуться.

И последним часто повторяющимся мотивом была песня о том, кто же станет заботиться о нас в старости. Мы с Беном отвечали: «Будем заботиться друг о друге». За этим следовал недоуменный вопрос: «А когда один из вас умрет?» И так далее. Иногда я вставляла, что в домах престарелых полно людей, чьи дети их никогда не навещают. Что дети ничему не являются гарантией. Ребенок может сделаться бедным проблемным художником. Или вырасти сумасбродным эгоистом. Или родиться неполноценным, то есть неспособным позаботиться даже о себе, что уж говорить о пожилых родителях. Мы с Беном прагматично соглашались, что стремление обеспечить себе достойную старость – на редкость глупая и себялюбивая причина, чтобы размножаться. Лучше работать и откладывать деньги, а не отягощать собой будущее поколение.

Но со временем мы привыкли не поддерживать скользкие темы. Так было намного проще. Мы просто обменивались понимающими взглядами и обсуждали сторонние посягательства позже. Нас раздражало узколобое убеждение большинства окружающих, будто в семье непременно должны быть дети, но одновременно мы испытывали некое самодовольство от того, что являемся частью сообщества добровольно бездетных. Смысл нашего союза в свободе, перспективах и в изучении друг друга. Мы вместе, потому что хотим быть вместе, а не из-за необходимости в партнере для родительства и не из-за того, что повязаны отпрысками в восемнадцатилетней клетке долга.

Но затем, спустя два года брака, кое-что изменилось.

Поначалу метаморфоза протекала незаметно, как обычно и происходят перемены в браке, поэтому мне трудно сказать, с чего все началось. Но, оглядываясь назад, предполагаю, что начало было положено, когда мы с Беном поехали кататься на лыжах с Энни и Рэем, той самой парой, которая организовала наше первое свидание. Мы с Энни дружили с разгульных лет в колледже, и потому я сразу заметила, что она пьет только «перье». Сперва она утверждала, будто принимает антибиотики от синусита, но раньше прием лекарств никогда ее не останавливал, так что я упорствовала и выпытала правду. Она была на восьмой неделе беременности.

– Вы так и планировали? – выпалила я, уверенная, что произошла досадная случайность. Энни обожала свою работу режиссера-документалиста, да и помимо профессии много чем занималась. Она никогда не проявляла интереса к материнству, и я не могла представить, как она выкроит время и на это дело.

Энни и Рэй взялись за руки и синхронно кивнули.

– Но я всегда думала, что вы не хотите детей, – растерялась я.

– Мы не хотели их прям сразу, – пояснила Энни. – Но теперь чувствуем, что готовы. Хотя, наверное, к этому никогда нельзя быть готовым полностью! – Она покраснела и захихикала как школьница.

– Хм-м, – промычала я.

Бен толкнул меня ногой под столом и сказал:

– Что ж, мои поздравления, ребята! Потрясающая новость. – Он сурово посмотрел на меня и добавил: – Не правда ли, Клаудия?

– Да. Потрясающая, – кивнула я, но все равно чувствовала себя обманутой. Мы с Беном потеряем любимых сопутников по путешествиям, единственных друзей, как и мы свободных от детей и бесконечных проблем с ними связанных.

Мы закончили ужинать. Разговор преимущественно шел о младенцах и о недвижимости в Уэстчестере.

Позже, когда мы с Беном остались одни в нашем номере, он отчитал меня за то, что я так демонстративно не разделила радость Энни и Рэя.

– Ты могла хотя бы притвориться, что рада за них, – выговаривал он. – А не докапываться, произошло ли это по плану.

– Просто я очень удивилась, – оправдывалась я. – А ты подозревал?

Бен покачал головой и с едва уловимой завистливой ноткой протянул:

– Нет. Но, думаю, это здорово.

– Неужели ты тоже внезапно захотел детей? – по большому счету в шутку спросила я.