Детонепробиваемая - [2]

Но в сумасбродном мире свиданий я научилась придерживаться откровенности в разговорах о жизненных приоритетах и позициях. Нежелание иметь детей было неплохим преимуществом. Я не сходила с ума из-за печально знаменитых «тикающих биологических часов». Не коллекционировала галочки в жизненном плане. И, как результат, могла себе позволить такую роскошь, как искренность. Кристальную честность с самого начала знакомства.

Поэтому, озвучив Бену свое видение детского вопроса, я затаила дыхание, опасаясь увидеть до боли знакомый критический взгляд. Но Бен лишь улыбнулся и воскликнул «Согласен!» таким ликующим и восхищенным тоном, каким люди обычно говорят о потрясающих совпадениях. Вроде того случая, когда в одном из лондонских пабов я столкнулась со своей учительницей из начальной школы. Возможно, шанс узнать на первом свидании об обоюдном нежелании иметь детей не так ничтожен, как встретить в баре на другой стороне океана учительницу, с которой не виделась двадцать лет. Но все равно, не каждый день попадается человек, стремящийся завязать моногамные полноценные отношения и одновременно отказывающийся от, казалось бы, обязательного стремления познать чудесный мир родительства. В выражении лица Бена читалось полнейшее понимание моих мыслей.

– А ты когда-нибудь замечала, как пары спорят, когда лучше обзаводиться детьми: раньше или позже? – серьезно спросил он.

Я кивнула, пытаясь определить цвет его глаз: приятное сочетание бледно-зеленого и серого с темным кольцом вокруг радужки. Он был красив, но помимо изящного носа, густых волос и атлетического телосложения в нем проглядывало нечто неуловимое, что моя лучшая подруга Джесс называла «искрой». Его лицо было живым и смышленым. Один из тех мужчин, увидев которого в метро, жалеешь, что не знакома с ним, и невольно смотришь на безымянный палец левой руки.

– И главным аспектом каждого из таких обсуждений является свобода, верно? – тем временем продолжил Бен. – Свобода, которой можно наслаждаться либо в первой половине жизни, либо во второй.

Я снова кивнула.

– Что ж, – подвел черту Бен и прервался, чтобы глотнуть вина. – Если весь смысл рожать рано, чтобы отстреляться поскорее, а поздно – успеть пожить для себя пока молодые, то разве из этого не следует, что разумным сочетанием обоих подходов является отказ от деторождения вовсе?

– Не могу не согласиться, – сказала я и подняла бокал, намереваясь выпить за мировоззрение Бена. Я уже представляла, как мы будем вместе преодолевать инертность природы (всю эту ерунду, будто бы мужчина хочет посеять свое семя, а женщина – взрастить в себе жизнь) и выступать против правил общества, которым слепо следовали многие мои друзья. Я понимала, что тороплю события, воображая, как иду одним путем с человеком, с которым только познакомилась, но к тридцати одному году женщина уже сразу видит, есть ли с каким-то мужчиной перспектива или нет. И с Беном я перспективу видела.

Без преувеличения, тот ужин прошел изумительно. Никаких неловких пауз в разговоре, никаких настораживающих признаков и раздражающих привычек. Бен задавал вдумчивые вопросы, давал обстоятельные ответы и посылал заинтересованные, но не торопящие сигналы. Поэтому я пригласила его к себе выпить, чего никогда не делала на первом свидании. В ту ночь мы не целовались, но касались друг друга руками, когда Бен переворачивал страницы моего фотоальбома на кофейном столике. Его кожа словно искрила электрическими разрядами, и у меня перехватывало дух с каждой перевернутой страницей.

На следующий день Бен позвонил мне, как и обещал. Едва на дисплее мобильника высветилось его имя, у меня закружилась голова, и это ощущение усилилось, когда он объявил:

– Я просто хотел сказать, что наш вечер был самым лучшим первым свиданием в моей жизни.

– Согласна, – хихикнув, сказала я. – На самом деле, он был даже лучше, чем большинство моих вторых, третьих и четвертых свиданий.

Слово за слово мы проговорили почти два часа, а когда наконец распрощались, Бен озвучил мои мысли – что разговор пролетел, словно за пять минут. И что он мог бы беседовать со мной целую вечность. «Будем надеяться», – помню, подумала тогда я.

А потом случился секс. Мы подождали всего две недели, что шло вразрез со всеми стандартными советами друзей, родных и глянцевых журналов. Мне не то чтобы не терпелось отдаться ему из-за похоти (хотя страсть, безусловно, присутствовала). Скорее, я просто не видела смысла терять ещё хоть одну ночь вместе. Когда я чувствовала, что какой-то поступок правильный, то очертя голову бросалась во все тяжкие. И действительно, наш первый раз не был ни быстрым, ни неловким, ни до пресности осторожным, как это обычно случается в начале отношений. Наши тела оказались прекрасно совместимыми, и Бен без слов понимал, что мне нравится. Именно после такого секса жалеешь, что ты не пишешь стихи или музыку, или хотя бы дневник – я с детства не вела дневник, но на следующий же день после нашей первой ночи без промедления начала.

Мы с Беном быстро обнаружили, что у нас много общего помимо взглядов на родительство и сумасшедшего сексуального влечения. Например, похожие жизненные истории. Оба выросли в Нью-Йорке в семьях с двумя старшими сестрами и родителями, которые развелись после многих лет брака. Мы оба упорно трудились, добивались успеха в жизни и рьяно строили карьеру. Бен работал архитектором и любил здания так же, как я обожала книги. Нам нравилось путешествовать в малоизвестные места, есть экзотические блюда и пить слегка больше, чем положено. Оба предпочитали слегка неординарные, но не слишком претенциозные фильмы и группы и наслаждались долгим сном по выходным, чтением газеты в постели и чашечкой кофе по вечерам. В нас обоих в равной степени уживались аккуратизм и неряшливость, сентиментальность и прагматичность. И оба уже пришли к выводу, что без частички волшебства нет смысла заморачиваться отношениями.