Детка - [20]

– Ну и отощала же ты, дочка, да и испортить тебя, вижу, успели! Что я теперь крестной-то твоей скажу?! И кто же этот красный молодец, позвольте узнать?

Конча достала мужской носовой платок с четырьмя завязанными в уголках монетами, вытерла жирную испарину со лба, с мясистого носа, с шеи и из-под мышек, после чего многофункциональный кошелек снова канул в глубины ее лифчика.

– Мужчина моей мечты, – ответила Карука, все еще пребывая в садах «Тысячи и одной ночи».

– Мужчина твоей мечты, говоришь? Помнится, и я так сказала в первый раз, а теперь этих мужчин моей мечты поболе пятисот наберется. Да что там – пятьсот пятьдесят пять, не меньше. И разве каждого упомнишь! Ладно, отдыхай, завтра за работу!

На следующий день Кукита позвонила в его офис. Услышав, что его нет, она только улыбнулась. Срочная деловая поездка в Мексику. Наверное, опять зубы разболелись, сказала она про себя, да еще эти чертовы десны. Теперь она уже не боялась потерять его, потому что знала адрес: Сомельян, десятый этаж, – и место работы: «Монмартр». А из всяких там поездок он всегда будет возвращаться к ней, не зря же он шестьдесят девять раз клялся ей в вечной любви. Да, ровно шестьдесят девять, это она знала наверняка, потому что количество клятв в точности соответствовало числу его оргазмов. При каждом он заверял, что умирает от любви. От любви к ней и к родному городу. Как будто женщина на каком-то языке может означать город. Или как будто у города есть матка.

Дни шли за днями, недели за неделями, прошло полтора года, а они по-прежнему были вместе. Вместе и врозь. То есть вместе, но довольно редко. То они встречались и три дня подряд совокуплялись без передышки, то он внезапно исчезал. Детка с головой уходила в свои занятия, возвращалась к работе в кафетерии и к обязанностям служанки. Через неделю-другую он подъезжал к ее дому, гудел в клаксон, Кука делала ему с крыши знаки, чтобы он подождал минут десять. За пять она успевала вымыться, за четыре – навести марафет и за одну – сбежать по лестнице. Они ехали танцевать в «Монмартр», потом к нему. И так всегда. От 'удовольствия к удовольствию. От разлуки к разлуке.

Два раза она залетала, и он заплатил уйму денег за подпольные аборты в консультации доктора Бандераса на улице Сан-Ласаро. После стольких варико-клинико-психологических переживаний она научилась ровно дышать, несмотря ни на что. Во время его исчезновений она искала убежища в романах Корин Тельядо, которые можно было брать на обмен в забегаловке на углу улиц Куба и Мерсед, в радиопостановках или, на худой случай, в журналах для задушевного чтения. Из них она узнала, что остров собирается посетить еще одна знаменитая француженка. Это была писательница, очень молодая, по имени Франсуаза Саган, написавшая роман, название которого мгновенно пленило Кукиту, поскольку как нельзя лучше соответствовало ее настроению в последнее время – «Здравствуй, печаль». Клянусь Бахом и Бахусом без всякого бахвальства, что она в конце концов его прочла. В аэропорту последняя Мисс Куба (действительно последняя), сеньорита Флора Лаутен, преподнесла писательнице букет гардений.

Через полтора года такой жизни в сплошном физическом и душевном беспорядке Кукита испытала первый приступ ревности. Ей не давала покоя мысль о том, что друзья считают ее рогоносицей. Наверняка у него были другие женщины в Мехико или Нью-Йорке, иначе зачем бы он так часто туда ездил? Он объяснял, снова и снова объяснял (от стольких объяснений с ним даже приключился запор, и пришлось принимать слабительное), что она не имеет ни малейшего права хотя бы на мгновение усомниться в его верности. Все его отлучки связаны исключительно с работой. С работой, ко всему прочему, чрезвычайно сложной и опасной. В первый раз она расплакалась, не поверив ни единому его слову, – и раз этот был не единственный. Сказать по правде, она не имела никакого представления о том, что это за job,[11] что это за хреновина такая – связи с общественностью. Рабская, унизительная работа – у него даже задрожал голос – представлять кубинских артистов за границей и привозить заграничных артистов на Кубу, осуществлять, ешкин кот, культурный обмен.

– А почему мы не поженимся?

Он побледнел как смерть и робко взглянул на нее. Казалось, он хочет найти ответ в самой глубине ее больших раскосых серых глаз. Нет, ну к чему же так скоро? Скоро? Десять лет это скоро? Она десять лет ждала его! Он явно нервничал – стоял и не выпускал из рук чемодан. Он даже не захотел сесть в обитое потертым узорчатым шелком кресло.

– Понятно, даже сесть не желаешь. Эта комната тебе противна. Мы ни разу не спали здесь, всегда только в твоих апартаментах… Ты не выносишь это место, не выносишь меня…

Он заткнул Куке рот слюнявым поцелуем, одной рукой раздел ее, этой же рукой скинул с себя пиджак и рубашку, но, даже в этой ситуации, явно готовясь к любовному акту, другой продолжал цепко держать чемодан. Потом быстро расстегнул ширинку, вытащил член и долго копался, пока не вынул яйца. Кончая – она энергично работала губами и языком, – он просил у нее отсрочки: сейчас полоса сплошных неприятностей, а хозяин – такая шишка, такой богатый. Пусть она хорошенько спрячет у себя этот чемодан. Нет – ох, мамочки, как хорошо, давай, давай, еще! – нет, они не из правительства, но из близких к правительству кругов.