Дети золота, дети песка - [47]

– Хочешь или нет, – продолжает Ньял, – но конунг доверял тебе, поэтому позволил тебе быть с Ренэйст. Если ты считаешь, что мы не тоскуем по ней, то ты ошибаешься, – на этих словах он поднимает вверх руку, сняв с предплечья кожаный наруч и задрав ткань одежды, показывая грубый шрам, оставшийся от ритуала братания, – она была мне сестрой, и потеря ее тяжела для меня. Но конунг выбрал тебя, Хакон, Ренэйст выбрала тебя, и потому единственный конунг, за которым я готов пойти, – это ты, Медведь.

Старшие его братья поддерживают Ньяла, и Олаф ярл бьет себя кулаком по груди, восклицая:

– Звездный Холм пойдет за Хаконом!

Ульф, сделав шаг вперед, повторяет этот жест.

– Род Кита пойдет за Витарром!

Их спор прерывает голос, полный довольства и злой усмешки:

– Сколь радостно мне наблюдать за вашими склоками.

Великий Чертог погружается в звенящую тишину, и из тени выходит под удивленные взгляды Святовит, владыка над солнцерожденными. Его появления никто и не ожидал. Как мог покинуть он незаметно Дом Солнца? Кто впустил его в Великий Чертог? Столь ли сложно было ведуну войти в величественные эти своды? Никто не смеет ему и слова сказать, пока Святовит выходит вперед, остановившись практически возле Хейд. От его близости ей становится совершенно неловко, Ворона отводит взгляд, чувствуя, как начинает нервничать.

– Поскольку Дом Солнца кормит всех вас, – начинает ведун, сложив руки перед собой и сжав запястье одной руки ладонью другой, поднимая подбородок вверх, – то, как его старейшина, считаю, что имею полное право отдать свой голос за одного из выбранных претендентов.

Взоры всех собравшихся устремляются к Йорунн. Кюна молчит, поджав губы, после чего, выдохнув медленно, словно сдаваясь, произносит:

– Мы слушаем тебя, Святовит. За кем пойдут солнцерожденные?

Немыслимо! Спрашивать у рабов, кого они хотят видеть своим конунгом! Разве такое возможно? Дети Луны привозят детей Солнца в этот холодный край исключительно в качестве рабочей силы, обеспечивающей их пропитанием, кто дал им право голоса?

Кюна дала. Йорунн смотрит на него в ожидании ответа. Губы Святовита тянутся в победоносной улыбке.

– Дом Солнца пойдет за Витарром.

Гневные голоса ярлов становятся только громче. Беспокойно вьются они под самыми сводами Великого Чертога, побуждая к новым склокам. Поддержка Дома Солнца уже многое значит в их споре – коль Святовит столь нагл, дети Солнца и вовсе могут отказаться кормить их, пока конунгом не будет выбран тот, кого они желают видеть. От одной только этой мысли бросает в дрожь.

Если солнцерожденные поймут, какую власть они на самом деле имеют, то тогда им всем будет тяжко.

– А как же ребенок?

Голос Ове едва слышим в наступившем шторме криков и недовольств, но, даже слабый и измученный, имеет он такую силу, что каждый обращает на Товесона свой взгляд. Воины и ярлы смотрят на него в изумлении, словно бы не понимая, о чем говорит он, и Ове, сделав над собой усилие, поднимается на ноги, держась за плечо своего отца. Тове ярл крепко придерживает своего наследника, когда Ове, поморщившись от боли, накрывает рукой повязку, скрывающую пустую глазницу. Совладав с собой, наследник рода Змея расправляет плечи, проговорив громче:

– Ребенок. При всем моем уважении к кюне, но разве та рыжеволосая девушка не носит под сердцем ребенка конунга? Если это так, то он может стать следующим наследником, и…

– Это не ребенок конунга.

Витарр обрывает его резко, без какого-либо страха в голосе. Хейд видит, как жадно тянет он носом воздух, стремясь скрыть свой страх, и без колебаний выдерживает то, какими глазами смотрят на него все собравшиеся. Никогда не приветствовали его благосклонно, забрасывали камнями и гнали прочь, а теперь, когда встает вопрос борьбы за титул, кто будет рад его родству с почившим? Только вот никто не может понять, о чем он говорит. Как это может быть не ребенок конунга? Руна всем объявила, что понесла от Ганнара, да и сам конунг подтвердил, что провел с юной девушкой ночь. С чего бы ее ребенку не быть наследником рода Волка?

– Что? – изумленно переспрашивает кюна. Она подходит ближе к Витарру, кладет руки на его плечи и вглядывается с мольбой в глаза Братоубийцы. – Как же так, сынок, как же так? Всем известно, что твой отец зачал ей ребенка, так что же ты…

– Все было не так, – Витарр решительно, но мягко убирает руки кюны от себя, сжав ее запястья в своих ладонях, – правда в том, что Руна ждет ребенка от меня. Мы знали, что сделает конунг, если узнает о том, и потому подстроили все так, чтобы все подумали, словно бы это его дитя. То было празднество, наши воины в очередной раз вернулись из набега, и конунг был пьян. Он вернулся в дом раньше, чем другие, ибо не мог стоять на ногах от количества выпитого. Мы раздели его, и после этого Руна легла подле него. Конунг был настолько пьян, что не мог вспомнить собственного имени, а потому поверил, словно бы провел ночь с девушкой, о которой ничего не мог знать. Прости меня, мама, – подняв ее руки к своему лицу, Витарр покрывает дрожащие пальцы поцелуями, после чего прижимает их к своему лбу, – мне нет прощения, но я был готов сделать все для того, чтобы спасти Руну и нашего ребенка. Она носит под сердцем твоего внука, мама.