– Я пока ничего вам не скажу!
– Нет – значит, нет, – кротко согласилась Бобби.
– Мы потерпим, подождем, – поддержала ее Филлис.
– Это вы на словах терпеливы, а на самом деле, что касается девчонок… – проворчал Питер.
– А что касается мальчишек, то они во всем безупречны, – вспылила Бобби. – Вовсе мы не хотим знать про твои секреты.
– Рано или поздно ты все узнаешь, – сказал Питер с неожиданным, поразившим сестер смирением. – Если бы ты не полезла в пререкания, я бы пока молчал, а теперь, пожалуй, все выложу.
Сделав продолжительную паузу, он сказал:
– Я, собственно, потому не хотел говорить, что это может оказаться плохая затея, и мне не надо втягивать вас в это дело…
– Если плохая, то не делай сам, а поручи мне, – ответила Бобби.
– Ну, если это плохо, а вы все-таки будете делать, тогда и я с вами, – сказала Филлис.
– Нет, – ласково пробормотал Питер, тронутый такими проявлениями преданности. – Это почти гиблое дело, но я все же рискну. А от вас требуется только одно – чтобы вы не проболтались маме, если она станет спрашивать, почему меня часто не бывает дома.
– Как же мы можем проболтаться о том, что нам не известно? – возмущенно спросила Бобби.
– Ладно! – вздохнул Питер, нервно перекладывая из одной руки в другую большой конский каштан. – Сейчас я доверю вам важную тайну. Я собираюсь пойти на такое дело… Все скажут, что зря, но вдруг выгорит! Так вот, если мама спросит, куда я хожу, скажите, что мне понравилось играть возле шахт.
– Каких шахт?
– Шахт, и все.
– Так нечестно, Пит! Ты нам обещал сказать.
– Хорошо, угольных шахт. Только клянитесь, что и под пыткой меня не выдадите.
– Ой, какие страсти!.. Но мы ведь должны тебе как-то помочь в том, что ты задумал, – говорила Бобби.
– Если я найду шахту, то вы будете помогать мне возить уголь, – снисходительно улыбнулся Питер.
– Можешь ничего не говорить, если боишься, – вступила Филлис.
– А сам-то ты сумеешь все сохранить в тайне? – спросила Бобби.
– Я-то уж как-нибудь! – вздохнул Питер.
Даже в самых педантичных семьях принято, чтобы между чаем и ужином был небольшой перерыв.
Обычно в это время мама писала, а миссис Вайни уходила к себе домой.
После того как Питера осенила новая идея, он два вечера подряд с таинственным видом в темноте подзывал к себе девочек.
– Пойдемте со мной, – говорил он. – Надо принести римскую колесницу.
Римской колесницей они называли детскую коляску, которая много лет валялась без надобности на чердаке над кухней. Ребята смазали ее, чтобы она могла двигаться бесшумно, как пневматический велосипед*[6], и была послушна управлению, хотя, кажется, и в старые добрые времена она была далека от совершенства.
– Теперь следуйте за своим бесстрашным командиром, – воскликнул Питер, и они стали спускаться по склону к станции.
Над станцией сгрудились на торфянике многочисленные валуны. Казалось, что они тоже, как дети, интересуются железной дорогой.
В небольшой впадине между тремя скалами были сложены горкой сухая ежевика и вереск.
Питер, торжественно улыбаясь, принялся складывать хворост в старый чехол.
– Вот первый уголь с шахты Святого Петра. Мы отвезем его домой в колеснице. С отправлением не опаздывать. Ожидать дальнейших распоряжений. Каждую заметную кучу укорачивать на благо потребителей.
Колесница была доверху загружена топливом. Но, нагрузив, они должны были снова ее разгружать, а потом нагружать заново…
Три ездки было осуществлено, прежде чем уголь из шахты Святого Петра пополнил мамину угольную кучу в подвале.
Потом Питер отлучился еще раз один и возвратился весь черный и очень радостный.
– Я был на моей шахте, – сообщил он. – Завтра вечером мы доставим сюда в колеснице черные бриллианты.
По прошествии недели миссис Вайни с удивлением заметила в разговоре с мамой, что угольная куча в подвале как будто даже подросла.
Ребята на лестнице бросились обнимать друга, едва сдерживая хохот, когда услышали это.
Они уже и думать забыли о том, что поначалу Питер с опаской относился к своей затее, но вот однажды ночью случилось ужасное. Хозяин станции надел сандалии, поистоптанные за лето, когда он отдыхал на океанском побережье, и прокрался неслышно на двор, где подобием Содома и Гоморры*[7] высилась черная куча, окантованная белой полосой. Он подобрался ближе и стал выжидать, как кот, засевший у мышиной норки. На самом верху что-то небольшое и темное копалось и шуршало украдкой среди угольной россыпи.
Хозяин станции отошел от кучи и затаился в тени отцепленного вагона, у которого была маленькая медная труба и на котором было написано:
«Г. Н. и С. Р., возвращайтесь немедленно к запасным путям, туда, где белый вереск…»
И в этом укрытии он выжидал, пока маленькое существо не перестало копаться и шуршать. Тогда он подошел к подножию горы, дал негоднику чуть-чуть спуститься, а потом сам стал подниматься навстречу. В конце концов, он схватил свою добычу за воротник. Добычей этой оказался Питер, у которого на боку болталась плотницкая сумка, полная угля.
– Наконец-то я тебя изловил, негодный воришка! – воскликнул хозяин станции.
– Я не воришка, – проговорил в ответ Питер настолько твердо, насколько это было возможно в его положении. – Я шахтер.
