Дети Йеманжи - [74]

– А тебе? – тихо спросила Эва. – Тебе разве не было больно?

– Только в тот день, когда он ушёл. – Жанаина улыбнулась, вздохнула. – Пойми, Эвинья, когда у женщины есть дети – ни один мужчина уже не может причинить ей боль. Даже если очень захочет и очень постарается. Только дети могут разрезать сердце пополам. И с этими половинками в руках ты даже не заметишь никакого мужского свинства.

И тут Эва вспомнила, зачем она здесь. И обернулась – уже понимая, что Эшу рядом нет.

Но он был там. Стоял, прислонившись к дверному косяку и низко опустив голову. До Эвы доносилось его хриплое, отрывистое дыхание.

– Ты не представляешь, что началось после того, как ты закрылась в доме, – Эва, не глядя нащупала горячую, дрожащую руку брата. – Была макумба. Была большая битва! Мы загнали аджогунов в океан. Оба помирилась с Ошун. Обалу снял своё проклятье. Йанса не едет в Бразилиа…

– Это устроил Огун?

– Нет, Ошосси. И Марэ тут ни при чём! – поспешила добавить Эва. – И… И… И мой отец даже не знал, что Огун приходил к нему тогда! – Она поняла по изменившемуся лицу женщины, что та догадалась, о чём идёт речь, но всё же добавила, – Тогда, пятнадцать лет назад. Отец ничего не знал! Это всё сделала На… моя мать. Ты мне не веришь?

– Верю, – пробормотала Жанаина. Губы её дрожали. – Она могла… Проклятая шлюха!

– И Эшу… Он не мог сдержать аджогунов. И спать не мог тоже. И не смел просить у тебя прощения. И… ему было очень плохо. Я нашла в его кармане вот это. – Ракушка Нана, влажная и горячая после вспотевшей ладони Эвы, легла на стол. – Она была при нём в ту ночь. Её подложила Нана. Эшу не знал… И вот, мы здесь. И… и твоему сыну есть что сказать тебе, – неловко закончила Эва, вдруг сообразив, что ей давно пора удалиться. – Я спущусь вниз, наверное… Надо же открыть магазин!

Рука Эшу вдруг так стиснула её пальцы, что Эва снова испугалась. И, стараясь не морщиться от боли, спросила шёпотом:

– Мне остаться с тобой?

Не ответив, Эшу выпустил её руку и, впервые подняв глаза на мать, сделал шаг вперёд. И Эва как можно незаметнее скользнула за дверь.

Она тихо спустилась по лестнице в пустой магазин. Постояла там немного, разглядывая статуэтки ориша. Улыбнулась, увидев среди них Шанго с мечом в красно-белом одеянии и красавицу Ошун в струящемся золотистом платье, стоящих рядом. Эва тихо рассмеялась, глядя на них, осмотрелась – и принялась одну за другой поднимать жалюзи.

Солнечный свет хлынул в витрину, заплясал по полу, стенам, цветной керамике. А на улице, возле тротуара уже парковались два джипа, белый фургон «форд» и красная «тойота». И дети Йеманжи всей ватагой высыпали из машин, и Ошосси с Огуном вытащили из фургона инвалидное кресло, а Шанго вынес на руках Обалу. «Интересно, наверх его поднимать они будут тоже на руках?» – подумала Эва.

В этот миг мимо неё прошелестела голубая ночная рубашка, и Жанаина – босая, с распущенными волосами – как девочка, пронеслась к дверям. И распахнула их настежь. Стоя у тёмной лестницы, Эва видела, как Шанго первым шагает к матери – и обхватывает её, такую маленькую рядом с ним, огромными ручищами цвета горького шоколада. Следом подошёл Огун и, грубовато оттеснив плечом брата, просто подхватил мать на руки. За ним кинулись Ошун, Йанса и Оба. Ошосси небрежно сбросил Обалу в его кресло и, не обращая внимания на его сердитый крик, сам двинулся к матери. Но Жанаина, с негодующими воплями высвободившись из объятий старших сыновей, устремилась к Обалу, успев по пути обнять Марэ… Они перегородили всю улицу, и какой-то мотороллер уже возмущённо засигналил им. Гигант Шанго неспешно развернулся и смерил водителя внимательным взглядом. Тот немедленно сдал назад и ретировался в переулок.

«Это надолго», – подумала Эва. Глубоко вздохнула, только сейчас вспомнив, что не спала целую ночь. И медленно, цепляясь за перила и останавливаясь на каждой ступеньке, начала подниматься.

Эшу спал, растянувшись на постели матери. Безмятежный храп сотрясал занавески и заставлял трепетать герань в ящике за окном. Эва улыбнулась. Села рядом. Тщательно отряхнула свои босые, испачканные в песке ноги. Осторожно подвинула Эшу к стене, прилегла рядом. И через минуту тоже спала – крепко и спокойно, свернувшись клубком на смятой простыне.

Дона Нана Каррейра вернулась домой после напряжённого рабочего дня в десятом часу вечера. Дочь уже была у себя: из её комнаты доносились странные звуки. Дона Нана недоумённо прислушалась: ей показалось, что в комнате Эвы кто-то заколачивает гвозди. Затем её взгляд упал на коридорный коврик. Там, рядом с плетёными босоножками дочери красовались огромные шлёпанцы и такие же огромные разбитые кроссовки. Дона Нана нахмурилась. Швырнула на столик в прихожей сумочку, сбросила туфли и быстрыми шагами пошла в комнату дочери.

Эва укладывала вещи. Уже были собраны краски, кисти, книги, баночки с растворителями и лаками, и сейчас Эва стояла со статуэткой Йеманжи в руках, задумчиво прикидывая, как устроить её в заполненной доверху сумке. За ней с интересом наблюдал Шанго. Он сидел на подоконнике, заслонив своей огромной фигурой весь оконный проём. Ошосси расположился на полу рядом с сумкой и осторожно пытался собрать рассыпавшуюся пачку акварельных карандашей.