Дети Йеманжи - [50]
– Сто двадцать кусков! – взвился Ошосси, который после «чибунго» сделался пепельно-серого цвета. – Сто двадцать кусков! И все они пойдут Йанса! И ты, сеу полковник, можешь хоть обосраться тут со своим…
– Йанса?.. – На миг Огун, казалось, растерялся.
– Йанса, – сквозь зубы подтвердил Ошосси. – Ты знал, что она собирается назад в Бразилиа? В «Планалту»? Потому что здесь для неё нет дела!
– Значит, все эти разговоры о школе капоэйры…
– Огун!!! Йанса лучший местре в городе – но для своей школы нужны деньги! Много денег! Аренда, реклама, инструкторам платить, налоги… Ты что, на облаке живёшь, полковник?! Денег у неё нет и не было! И её опять несёт в армию! Она только там чувствует себя человеком! Особенно после того, как этот гад Шанго её бросил! Йанса – не Оба! Она не будет варить фейжоаду и таскать Эшу за ухо, а потом ему же вытирать сопли! Ей надо…
– Йанса не примет от тебя денег! Она знает, откуда они взялись! Ей не нужно, чтобы ты снова сел на нары!
– Лучше я пойду на нары, чем она – на войну! С нар возвращаются!
– Сукин сын, – тихо сказал Огун, дёргая пряжку своего ремня. – Я сейчас тебя просто…
– Ну давай, бей, бей, если хочешь, давай! – заорал на весь дом Ошосси, с грохотом прыгая с подоконника на пол. – Если справишься! Только дело уже сделано! Колумбийцы давно у себя дома! Наркота вовсю продаётся в порту! Я уже отбил деньги Марэ! И даже вернул их ему! Пока ты наводил порядок в Рио, сеу полковник! Уже ничего не изменить, понимаешь, ты?! И не тебе… нет, не тебе меня судить! – он вдруг коротко, странно рассмеялся. И этот смех показался Эве страшнее, чем всё, что она только что услышала в этой комнате.
– Ты тоже не святой, Огун! Вспомни, зачем ты ходил к своему отцу! Зачем ты ходил к нему пятнадцать лет назад?! Мать знает об этом! Ей рассказали! Совсем недавно! Она плакала как безумная в ту ночь!
– Кто ей сказал? – Огун спросил это тихо. Очень тихо, но Ошосси тотчас умолк.
– Брат… – голос его дрогнул. – Послушай…
– Я спрашиваю тебя. Кто ей сказал? – Огун не повышал голоса. Ошосси прижался спиной к стене.
– Я… Я не знаю. Это было ночью. После того, как Шанго… сделал то, что сделал. Эшу не мог с ним справиться. Мы вдвоём выволокли его на двор, я дал Шанго по морде, и он отключился! Эшу тоже был пьян и вырубился следом. Мать заперлась. А я сидел внизу… Ждал. Огун, прошу тебя…
– Продолжай!
– Ночь почти прошла. Мать позвонила кому-то. Долго говорила. Я слышал, что она плачет. Сначала я не хотел… Потом взял трубку. Ту, внизу…
– Помню. Дальше.
– Ну и… услышал. Они говорили о тебе.
– С кем она говорила? Отвечай! – вдруг рявкнул Огун. – С кем? С мужчиной или женщиной?!
– Я… я не понял… Было не разобрать…Ты же знаешь, снизу всегда плохо слышно… Огун! Я правда не понял! Я клянусь!
Наступила тишина. Огун медленно, как ожившее каменное изваяние, развернулся к брату. Эва не видела его лица, – но его видел Ошосси. И вжался в стену так, словно надеялся раствориться в ней. Эва успела заметить смертный ужас в его широко раскрытых глазах.
Но ничего не произошло. Огун молча повернулся и вышел из комнаты. Он прошёл мимо застывшей Эвы, не заметив её. Ошосси закрыл глаза и буквально съехал по стене на пол. Эва увидела, как его трясёт. И бросилась к нему.
– Уже всё… всё! Ошосси! Успокойся, он ушёл! Хочешь кофе? Или воды? Или курить?!
– Не дай ему уехать, – не открывая глаз, сказал Ошосси. Его лицо было покрыто бисеринками пота. – Без него нам конец.
Не задумываясь, Эва выбежала из дома.
Чёрный джип уже трясся и рокотал. С веранды за ним с изумлением наблюдали Оба и Марэ. Эва кубарем скатилась с крыльца, промчалась через двор и кинулась наперерез джипу, когда тот уже трогался с места.
– Огун! Подождите, Огун!
Джип остановился, завизжав тормозами, в полуметре от неё. Огун вылетел из машины, яростно хлопнув дверцей.
– Ты в своём уме, дочь моя?! – От его бешеного рычания по волосам Эвы пробежал сквозняк.
– Подождите, – повторила она, всхлипывая от страха. – Не уезжайте… Что мы все сможем без вас?
Некрасивое, иссечённое шрамами лицо Огуна застыло. Он опустился на подножку джипа. Не глядя, протянул руку. Перепуганная Эва, повинуясь этому жесту, подошла ближе.
– Почему ты говоришь мне «вы», малышка? – негромко спросил Огун. Голос его уже был обычным, спокойным. – Я твой брат.
Эва осторожно присела рядом. Огун обнял её тяжёлой рукой за плечи, и девушка, разом обессилев, прижалась к нему. Зачем-то спросила:
– Вы… ты воевал?
Он кивнул.
– Где?
– Колумбия, Венесуэла, Эквадор… Много где, – Огун странно усмехнулся. – Этот гад Шанго говорит, что я такой же убийца и бандит, как и он.
– Но… это ведь не так?
– Не знаю. Наверное, так.
Эва молчала, не зная, что сказать. Затем, осторожно нащупала руку Огуна. Шёпотом попросила:
– Не уезжай… Разве мы справимся сами?
Он молча покачал большой головой. Бережно сжал в ладони пальцы сестры. Усмехнувшись, сказал:
– Ты ведь даже не знаешь, во что ввязалась, малышка.
– Я уже разобралась, – тихо возразила Эва. – Дона Жанаина… ваша мать обижена на Шанго. Но то, что он сделал, было лишь последней каплей, – так?
Огун заинтересованно покосился на неё. Медленно кивнул.
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Больше года прошло после отмены крепостного права в Российской империи, но на иркутском каторжном заводе – всё по-прежнему. Жёсткое, бесчеловечное управление нового начальства делают положение каторжан невыносимым. На заводе зреет бунт. Заводская фельдшерица Устинья днём и ночью тревожится и за мужа – вспыльчивого, несдержанного на язык Ефима, и за доктора Иверзнева – ссыльного студента-медика. Устинья знает, что Иверзнев любит её, и всеми силами старается оградить его от беды. А внимание начальника тем временем привлекает красавица-каторжанка Василиса, сосланная за убийства и разбой.
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Асфальтовая пустошь – это то, что мы видим вокруг себя каждый день. Что в суете становится преградой на пути к красоте и смыслу, к пониманию того, кто мы и зачем живём. Чтобы вернуть смысл, нужно решиться на путешествие. В нём вы встретитесь с героями из других времён, с существами мифическими и вполне реальными, дружелюбными и не очень. Посетите затерянную в лесу деревню, покрытый льдами город и даже замок, что стоит на границе измерений. Постараетесь остаться собой в мире, который сошёл с ума. А потом вернётесь домой, взяв с собой нечто важное. Ну что, вы готовы пересечь пустошь? Содержит нецензурную брань.
Размышления о тахионной природе воображения, протоколах дальней космической связи и различных, зачастую непредсказуемых формах, которые может принимать человеческое общение.
Среди мириад «хайку», «танка» и прочих японесок — кто их только не пишет теперь, на всех языках! — стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши… Чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности. Алексей Алехин, главный редактор журнала «Арион».
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)
В Городе Всех Святых правит древняя африканская магия. Люди легко становятся богами, боги на каждом шагу вмешиваются в судьбы людей… Эва Каррейра учится в университете Сан-Паулу, устраивает личную жизнь, ждёт каникул. Но ночью гремят барабаны макумбы – и обычная студентка становится ориша Эуа, ласковой богиней дождей и превращений! От неё ждёт помощи красавица Ошун, в сны которой вторгаются чудовищные видения из далёкого прошлого. Эва должна помочь подруге. Она вступает в битву, не зная, что ей предстоит война против собственной матери…
На бразильский город Всех Святых обрушивается эпидемия. Страшная болезнь косит людей. День и ночь барабаны взывают к Обалуайе – но Святой неумолим: ведь люди города оскорбили его невесту! А Габриэла, студентка из Рио-де-Жанейро, даже не догадывается о том, кто такой на самом деле её знакомый из Фейсбука. Приоткрыть дверь в загадочный мир древней африканской магии Габриэле помогает подруга – Эва Каррейра. Ориша Эуа. Сестра Обалуайе.