«Дети, вы хотите зиму?» - [3]

— Вот видите, — с улыбкой подметила она. — Вам трудно доказать научными аргументами, что менять зиму на лето нельзя, а меня упрекаете, что я не могу убедить в том людей даже стихами Пушкина. Согласитесь: в погоде любой заключена поэзия. Но вы не хотите признавать этого. Потому что вы не любите поэзию, — с горечью упрекнула она.

— Я не против поэзии, я против бездумного управления погодой! — возразил он. — И люблю поэзию, но не люблю капризную погоду!

— Но вы получили Нобелевскую премию за свои планетарные модели климата Земли и способ управления погодой при помощи тропопаузных перемещений воздушных масс мощными лазерными установками, — робко напомнила она ему.

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ах, какой я был тогда идиот! Если б я знал, что из этого будет! А все Артур Кларк с его прогнозами прогресса человеческого общества! «В 2070 году человечество научится управлять погодой!» А я, дурень, восхитился этой идеей и заработал Нобелевскую премию! — и, глянув на Диану, Герасимов прокричал: — Нобелевскую премию давали и за пестицид ДДТ! — И он разразился долгой тирадой упреков в адрес человеческой недальновидности, которая наделала в истории планеты столько глупостей. Досталось от него всем ученым — атомщикам, генетикам, химикам, климатологам и другим представителям научного мира, развратившим своими открытиями человеческое сообщество.

Диана слушала его и не перебивала. Своим чутьем она уловила в тембре его голоса вдруг зазвучавшую ненавистную ей форманту. Пробиваясь из каких-то недобрых недр его существа, она наполняла слова ядовитой диссонирующей окраской. Из опыта сотрудничества с ним она знала — это предвестник надвигающейся душевной бури. Это состояние приходит к нему как следствие пережитого длительного стресса за время работы на погодных конференциях. Отстаивая научные идеи и рекомендации, преодолевая давление политиканов, интриги и закулисные махинации бизнесменов, он вкладывал в эту неравную борьбу столько своих душевных сил и энергии, что ее хватило бы на целую дюжину адвокатов. Собирая аргументы и факты для своих докладов, он совсем мало спал ночами, а телекс в его номере работал круглосуточно. Увлеченный работой, он даже забывал о пище, и приходилось следить каждый день, чтобы он завтракал, обедал, ужинал. Частенько бывало: принесет официантка из ресторана обед Герасимову в номер, а его там нет, и Диане приходилось бегать вместе с ней по этажам, разыскивая, у кого из ученых приятелей он находится. Она заботливо следила, чтобы у него на столе всегда стоял термос с горячим кофе и коробка баранок-сушек, которые он любил. После такой работы до изнеможения внутренний механизм его психики переплавляет продукт переживания в гнев и выбрасывает его наружу, как извергает вулкан лаву и пепел из своего разверзнутого жерла. В тот момент нет никакой аргументации и средств, чтобы остановить его. Она знала это и молча выслушивала его раздраженное ворчанье.

Герасимов успокоился и умолк только тогда, когда они подъехали к аэропорту.

* * *

Они летели в Москву, догоняя солнечный закат.

Она сидела на своем любимом месте у иллюминатора и с молчаливым интересом поглядывала через прозрачный округлый овал, который визуально связывал кусочек изолированного от мира пространства салона с собственным микроклиматом и бытовым комфортом. Кресло самолета было самым лучшим местом для ее сокровенных мечтаний и размышлений о смысле жизни и проблемах мира…

Герасимов, откинув голову на сидение и закрыв глаза, устало молчал. На его высоком сократовском лбу с залысинами тянулись от переносья кверху две упрямые глубокие морщинки, какие бывают у талантливых, но своенравных людей. По редким, глубоким вздохам было понятно, что он все еще переживал, вспоминая отдельные моменты закончившейся погодной конференции. Потом он вдруг открыл глаза, взял свой портфель с позолоченными застежками, подарок Ломквиста к дню рождения, и достал из него папку с заявками на погоду от обществ, организаций, фирм и правительств. Перебирая их, — а делал он это с таким выражением на лице, словно в его руках были обидные подметные письма с грязными кляузами и доносами, — он выборочно, с издевкой, вычитывал из них вслух «глупейшие» и «тупейшие», по его мнению, места. Вдруг он задержался на одном и, сразу изменив свой желчный тон, улыбаясь, сказал:

— Вы только послушайте, Диана, что здесь написано, — с мягкой иронией, посмеиваясь, стал ей читать:

«Уважаемые господа из Комитета погоды ЮНЕСКО! К вам обращаются школьники из бразильского города Пара. Мы организовали «Общество бумажного змея», — бумажного подчеркнуто! — «Вы, конечно, были в детском возрасте», — Герасимов печально усмехнулся: «Увы, были!» — покачал грустно головой и продолжил чтение: — «И знаете, как приятно запускать в небо бумажного змея. Но, к сожалению для нас, наш город Пара находится в такой микрозоне, где ежедневно идут дожди. Мы с радостью узнали из сообщений, что скоро вы будете изменять погоду на планете по любому желанию людей. Мы просим вас поменять тогда наш дождливый климат на солнечный, чтобы мы могли во время каникул запускать бумажного змея». — И постскриптум: — «Мы искренне рады за вас! Наконец-то человек смог обуздать такую слепую силу планеты, как климат. И теперь можно будет растопить вековые льды Гренландии и Антарктиды. В этом великом акте проявится сила и величие разума Человека!»