Дети времени и другие рассказы из жизни рабочих - [15]

— И так, вы не считаете никаких грѣхов за собой? — спросила Аверьянова Вѣра Константиновна.

— Нѣт, — твердо отвѣтил Аверьянов, — за исключеніем ничего не значущих и не приносящих вреда ближним, а скорѣй самому себѣ. Так всевѣдающій бог знает из какого матеріала я сотворен, а если есть какіе нибудь недостатки и грѣнхки, то должен простить их, так как Он видѣл мое старанье жить по правдѣ.

— И вы думаете, что когда умрете, то попадете в рай? — в свою очередь спросила Агафья Ивановна.

— Да я; же вам сказал! — воскликнул Аверьянов, — что иначе быть не может. Веі, эти грѣхи принудили нас сдѣлать богачи, они и виновны во всем, а я и вы, и всѣ вообще бѣдные, живущіе своим трудом, без всяких молитв и пресмыкательств, только живя по правдѣ и любви к ближнему, попадем в рай, и живя так, — продолжал Аверьянов, — мы сплотимся в одну большую любящую семью, гдѣ не будет мѣста насильникам, и они растворятся и уничтожатся в великом океанѣ человѣческой любви. Люди перестанут считать — это твое, а это мое, все будет у нас общее, и каждый будет имѣть все в достаткѣ, и рай земной настанет на землѣ.

— Так будем же дружно жить и работать словом п;; $лом! — воскликнул Аверьянов. — для гтих двух #аез, на землѣ и на небѣ, забудем всѣ мелкія обидм друг против друга, и выступим всѣ дружной ратыо, вооруженные правдой и любовью к ближнему против общаго врага, хозяина и капитала, этих воров и грабителей, на законном основаніи.

— Я первый! — воскликнул Аверьянов. Глаза его горѣли. Казалось, искры сыпались из них. — Протягиваю руку вам, Агафья Ивановна и Вѣра Константиновна, прошу простить меня. Быть может, я сам того не замѣчая, когда либо обидѣл вас, или в сегодняшнем спорѣ оскорбил.

Он встал и протянул руку Агафьѣ Ивановнѣ. Старушка улыбалась счастливой улыбкой, ея лицо точно сіяло, в глазах блестѣли слезы. Она поднесла было угол фартука оттереть их, но, замѣтив протянутую руку Аверьянова, поспѣшно встала, как позволяли ей на то ея лѣта, и взяв его руку, потянула к себѣ, говоря:

— Подойти сын мой, я поцѣлую тебя, ты указал нам ту справедливую дорогу и твоего справедливая) бога, каким он и должен быть. — И она поцѣловала его в лоб, уронив на его щеку слезу.

Аверьянов быстро отвернулся к простѣнку, вынул платок, как бы вытереть эту слезу, а по пути вытер и свои собственныя…

Раздался фабричный звонок, призывающій к обѣду. Аверьянов взял с нар Некрасова, гдѣ он лежал все время, и проговорил:

— Ну, а теперь надо идти на обѣд, книжку почитаем когла либо в другой раз, — добавил он. И пожелав всѣм пріятнаго аппетита, пошел к выходу. Вслѣд ему слышались голоса, приглашающіе его приходить почаще.

— Спасибо, спасибо, ваш гость, — закончил Аверьянов, и вышел из спальни.

ОПОЗДАЛ

Точно кѣм-то сброшенный, соскочил Костерев с кровати на холодный пол босыми ногами, и мелкая дрожь пробѣжала по всему тѣлу.

Нащупал спичку, зажег газ и выругался:

— А, — черт!..

— Что? — полусонная, спросила жена.

— Что, что? — передразнил ее Костерев: проспал — вот что!

Жена торопливо встала; в одной рубашкѣ, ежась от холода, прошла в кухню, шлепая босыми ногами. Спѣшно умывшись и пригладив, на угад, руками торчавшіе во всѣ стороны волосы, Костерев сѣл к столу. Жена поставила перед ним стакан разогрѣтаго кофе и успокоительно замѣтила:

— Ты только десять минут опоздал, может поспѣешь во время.

— Во время! — с раздраженіем повторил Костерев. — Говорил-же я тебѣ вчера, что из-за порчи трамвая опоздал на цѣлый час… Ничего не сказали, но, довольно, как посмотрѣл на меня директор!.. А, если и сегодня опоздаю?..

Кое-как допив кофе, Костерев стал торопливо одѣваться. Жена с сожалѣніем посмотрѣла на нетронутую яичницу.

— Шла-бы ты скорѣй в постель, а те простудишься. — бросил Костерев, мельком глянув на жену и исчез в темнотѣ за дверью.

Был ноябрь. Темно, сыро и непривѣтливо выглядѣло все окружающее.

Костерев почти бѣгом шел вдоль улицы. Жужжанье и грохот приближающегося трамвая властно нарушил тишину мѣстечка. Костерев, как вихрь, сорвался с мѣста. Из-за угла показался трамвай и, обогнув послѣдній, уже пошел полным ходом, когда Костерев догнал его и уцѣпился за ручку вагона, а потом, пробѣжав рядом с ним три-четыре шага, подпрыгнул и встал на подножку.

— Поймал за хвост, — замѣтил смѣясь кондуктор.

— Да-а, — тяжело дыша и отдуваясь, отвѣтил Костерев. «Хорошо, что догнал — теперь не опоздаю», с облегчением подумал он, усаживаясь на мѣсто. Он блуждающим взглядом скользнул по пестрым об'явлешям на стѣнках вагона: всѣ они были читаны й перечитаны несчетное число раз, в продолженіе двухчасовой ѣзды утром и вечером, и надоѣли до тошноты. Он перевел взгляд на электрическія лампочки. ярко горѣвшія под потолком, и долго, задумчиво смотрѣл на них, не мигая, в то время, как безпокойныя мысли роились в головѣ.

«Вчера ничего не сказал… а сегодня то навѣрное выругает, если опоздаю», — думал он. «Еще хуже чего не вышло бы… людей-то сколько без работы ходит — ужас»…

Вдруг огонь погас. Трамвай стал. Вагоновожатый, проходя на другой конец вагона, проговорил:

— Должно быть опять по вчерашнему…

— Вот тебѣ на! — опять тоже самое. Ах, черт-бы вас побрал! — сердито выругался Костерев, нетерпеливо ерзая на своем мѣстѣ.