Дети Воинова - [6]

Шрифт
Интервал

В сердцах он выхватил нож размером с хороший кинжал и хватанул по гранату. Тот развалился, выплюнув на прилавок темную струю своей гранатовой крови. Дед автоматически выбросил правую руку в сторону.

– Сушить! – строго скомандовал он Серафиме.

Что самое ужасное, она, на том же автопилоте, мгновенно достала чистый платок и точным движением вложила в руку хирурга, который затампонировал несчастный гранат и только потом очнулся и сконфуженно отступил назад. Глаза продавца приобрели размеры граната и так же налились соком-кровью. Пара гранатоспасителей быстро ретировалась с рынка во избежание дальнейшего кровопролития.

Словом, сопровождать Сарру и Самуила пошли только деда Осип с Сеней и дедой Мишей в качестве бесплатной рабочей силы.

Тетя Сарра остановилась у прилавка с курицами и недоверчиво пощупала куриный бледный бок с подозрительными желтоватыми пятнами на пупырчатой коже.

– Она свеженькая? – спросила она у продавца-грузина.

– Слушай, мамой клянусь, сегодня еще неслась! – И продавец перевернул курицу, которая, услышав такую наглую ложь, посинела с другого боку.

Недоверчивая Сарра взяла курицу двумя руками, стыдливо раздвинула ей ляжки и потянула носом, близоруко склонясь над курицыным естеством.

– Слушай, давай я тебя так же понюхаю! – возмутился грузин.

Соседи и зрители заржали и сползли под прилавки. Сарра покраснела, и курица выскользнула у нее из рук. Рядом стоял деда Осип.

– Я бы вас попросил, любезнейший, немедленно извиниться перед дамой! – возвысил он голос.

Грузин открыл рот, чтобы отбрить неожиданного заступника, как вдруг через прилавок перелетел вихрем человек и бросился на деду Осипа.

Крик Сарры был слышен по всему Кузнечному рынку. Деда Миша и Сеня, побросав авоськи, рванули на подмогу.

Но еще раньше под стеклянной крышей Кузнечного рынка раздался другой истошный вопль:

– Осип Иванович, это же я! Я! Отари Долидзе! Ну вспомните, ноги чуть не ампутировали, вы же не дали, собрали по кускам! Ну, я же Отари! Мама! Нугзар! Где вы?! Смотри, доктор, все смотрите!

Отари вскочил на прилавок и стал плясать лезгинку.

Задирал штанины, показывал ноги в шрамах, плакал, кричал и танцевал.

Из другого ряда подскочил молодой парень, взглянув на которого деда Осип, конечно, вспомнил молодого Отари, истекающего кровью подрывника. Ноги в кашу. Парень был, на удивление, в полном сознании и все просил, чтобы ему только ноги не отрезали. Все были против, а дед, почувствовав, что пятки теплые и, значит, кровоснабжение есть, восемь часов не отходил от стола, сшивая размозженные мышцы и прилаживая раздробленные кости. Выжил парень, потом в тыл его переправили – и потерялся след.

Сейчас пятидесятилетний Отари танцевал и плакал на прилавке Кузнечного рынка. Глядя на него, плакали все, включая опозоренного продавца, который уже схлопотал той самой многострадальной курицей по морде от неразобравшегося Семёна, плакали продавщицы в молочном и овощном ряду, плакали подоспевшие милиционеры и просто покупатели, а деда Осип виновато протирал очки.

Не плакала только одна очень старая женщина в черном. Она подошла к деду, взяла его руки в свои, потом кряхтя наклонилась и встала на колени перед хирургом, спасшим жизнь и ноги ее единственному сыну.

Никогда еще Кузнечный рынок не видел такого накала страстей на единицу своей торговой площади.

Эта Пасха вышла совершенно особенной. За столом сидели Сарра и Самуил, вся моя семья, семья Отара Долидзе. Старая Этерия не спускала меня с рук, благословляя на своем языке.

Деда Миша после всего этого проникся к Осипу такой любовью и уважением, что, когда тот уехал обратно в Ригу, ужасно скучал и звонил часто.

А когда я стал чуть постарше, в Ригу отправили меня, и там я для начала потерялся и навсегда полюбил собак. Но об этом в следующий раз.

* * *

Заканчивая эту главу, я забыла, что, прежде чем теряться и учиться понимать собак, ребенок должен был немного подрасти и заговорить по-человечьи, поэтому следующую главу я назвала:

Глава пятая

Lingua latina non penis canina,

или Уроки языковедения


Я заранее прошу прощения у многоуважаемых читателей за некоторую фривольность этой главы. Но ведь «Дети Воинова» – не совсем детское чтиво, верно?

Ниже привожу перевод некоторых выражений, без которого смысл этой главы понять будет сложно.

Cik maksā aboli? – Сколько стоят яблоки? (Латышский язык.)

Lingua Latina non penis canina. – Не хер собачий. (Латынь.)

Fortuna non penis in manus non recipe – Счастье не член – в руку не возьмешь. (Латынь.)

* * *

Говорить я, на радость всем, начал рано и почти сразу предложениями. Память у меня была великолепная, слух отменный, нос, как положено, длинный, и совал я его куда надо и не надо. Всем окружающим приходилось быть очень аккуратными в использовании языковых оборотов. Особенно туго пришлось Сене и дедушке, которые привыкли в порыве чувств в выражениях не стесняться, а теперь для выяснения проблем отцов и детей им приходилось уединяться на кухне и ругаться полушепотом. Весь интерес пропадал не начавшись. Дедушка вообще знал невероятное количество не подходящих для моего уха частушек, и ему всерьез пришлось прикусить язык. Женщины немедленно взрывались негодующим воплем, когда он, проходя мимо нишенки и поглядывая на вдовствующую бабушкину сестру, игриво напевал: «Мимо тещиного дома я без шутки не хожу…»


Рекомендуем почитать
Зеркало, зеркало

Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.


Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Подорожник

Это не обычная книга о путешествиях. Колумнист National Geographic Traveler Дарья Алавидзе много ездит по разным странам и городам, но описывает не достопримечательности и музеи (об этом и так написаны сотни книг), а уличную живую жизнь и истории, которые происходят с ней по дороге. Именно так – «по дороге» – и составлялся «Подорожник» – дневник наблюдений за происходящим в интересных декорациях старинных городов и экзотических стран. Сюжеты из жизни простых героев, булочников, бродяг, деревенских сумасшедших, музыкантов, ворчливых старушек на улице, трогательных влюбленных студентов, фантазеров-дизайнеров, монашек и обычных прохожих складываются в лиричные истории, обрастают колоритными подробностями, перемешиваются с городскими легендами, сплетнями и историческими фактами.


Фарфор

Эта книга о хрупких вещах: о ломкой старости, о робком детстве, о соседках по подъезду, которые вдруг пропадают с лавочки, о дымной церкви на последнем этаже больницы, о плацкартном вагоне, в котором всю ночь громко храпела женщина, о потерявшихся письмах из Мариуполя, о красной смородине, которая кровоточит, если ее неаккуратно сорвать с ветки, о мире, подсмотренном из-под козырька новенькой бейсболки USA California. Содержит нецензурную брань.


Симон

В маленьком армянском городке умирает каменщик Симон. Он прожил долгую жизнь, пользовал-ся уважением горожан, но при этом был известен бесчисленными амурными похождениями. Чтобы проводить его в последний путь, в доме Симона собираются все женщины, которых он когда-то любил. И у каждой из них – своя история. Как и все книги Наринэ Абгарян, этот роман трагикомичен и полон мудрой доброты. И, как и все книги Наринэ Абгарян, он о любви.


Дальше жить

Книга о тех, кто пережил войну. И тех, кто нет. «Писать о войне – словно разрушать в себе надежду. Словно смотреть смерти в лицо, стараясь не отводить взгляда. Ведь если отведешь – предашь самое себя. Я старалась, как могла. Не уверена, что у меня получилось. Жизнь справедливее смерти, в том и кроется ее несокрушимая правда. В это нужно обязательно верить, чтобы дальше – жить».