Дети Владимировской набережной (сборник) - [70]

– Злодейское убийство. Дело рук зиновьевцев. Найти корни! Покарать! Как вы полагаете, товарищ Жданов, кто будет следящий – Молотов, Ворошилов?

Ответом на взволнованный вопрос вождя Жданов услужливо сообщил:

– В списках заговорщиков товарищ Киров числится третьим. На втором месте – Ворошилов, на первом месте будете вы.

– И вы, товарищ Жданов, только со смертью товарища Кирова ставите меня в известность?

– Товарищ Сталин, мы ждали, что может случиться. Случится, мы будем стараться найти преступников и обезвредить немедленно!

– Хорошо, товарищ Жданов, я очень надеюсь, что вы оправдаете высокое доверие партии. До свидания, товарищ Жданов. Работайте. Помогите нашим товарищам чекистам раскрыть это зверское убийство. Желаю вам удачи, – сухо попрощался Сталин и положил трубку на телефон.

* * *

В ночь на 2 декабря 1934 на Литейном суета – в кабинетах бесконечные телефонные звонки, по коридорам водят на допросы народ, с черного входа здания на допрос привозят новых задержанных.

– Вы присаживайтесь, гражданин, не расстраивайтесь, будьте добры, соберитесь с мыслями, пожалуйста, ваш долг дать нам правдивые, правдивые показания следствию, – корректно успокаивал собранных сюда со Смольного свидетелей следователь ОГПУ Попов. – Подождите, пожалуйста, минуточку в коридоре, сейчас с вами будут работать товарищи, разбираться, записывать ваши показания, кто что видел. Начнем с вас, товарищ, пожалуйста, проходите, – Обратился следователь Попов к дрожащему как осиновый листок полотеру Смольного Соколову, дружески похлопывая по плечу полотера.

И вдруг передумал, посадив Соколова у дверей. Через час вызвал полотера в кабинет. Усадил полотера на табурет, поставленный напротив. Сразу протянул в руки вынутые из пачки Казбека сигареты, спички:

– Пожалуйста, курите, – предложил он.

В кабинете у Нургазалиева тоже допрос, вежливый-вежливый такой, как беседа. Чекист Нургазалиев спокойно выясняет, спрашивает седого старого человека:

– Ну, рассказывайте, дедушка, что видели, слышали, знаете? Говорите, пожалуйста, может, кто-то пробегал?

– Да вот, видел где-то что-то, да, пробегала, – говорил невнятно чекисту Нургазалиеву старик. На его невнятные показания чекист Нургазалиев просил старика подробней описать внешность.

– Да незнакомец, далеко был, я внешность его не разглядел, опознать не смогу, видел тень у черного входа в помещение, – говорил чекисту Нургазалиеву старик.

– Вам придется у нас задержаться, – поставил в известность свидетеля Нургазалиев. Старик от волнения затрясся. – Вы не беспокойтесь, никто вас арестовывать не собирается. Побудете у нас до выяснения обстоятельств. Отдохнете, у нас в здании библиотека хорошая работает. Ванная комната оборудована. Народу в помещении мало, все условия для отдыха соблюдены. Кормить будем хорошо. Да не беспокойтесь, вы же ни в чем не виноваты. Без вины у нас надолго не задерживаются. Ваше нахождение необходимо для вашей же безопасности, – успокоил старика появившийся в кабинете следователь Чекалин.

Старик бил себя в грудь:

– Гражданскую я прошел от первого выстрела до последнего, на стороне Красной армии, эскадроном латышских стрелков командовал! В 1905–1907 м я еще в Японскую лихо воевал!

– Разберемся, без вины у нас не арестовывают. Говорил чекист Нургазалиев старику-швейцару, а он, как старый солдат и бывший царский офицер, воевавший в Красной армии, ему верил. В соседнем кабинете за стеной битый час длился допрос другого свидетеля по делу Кирова, гардеробщицы Смольного Зои Изольдовны Ринберг:

– Колись, старая падла! Что видела, почему не догнала? Рассказывай, Шевели мозгами – кто выходил, заходил? Наладь, наладь зрение, подумай?

* * *

– Савельев, ты усвоил, или нет? Если да, то отвечай, – обратилась строгая учительница к сидевшему во втором ряду за партой ученику.

Николай повернул голову в сторону Ивана Надкина, хотел подняться и выйти к доске. Дверь класса открылась. Класс увидел стоящего перед ними замдиректора техникума Кораблева. Он поздоровался и повернулся в сторону окна. За окном падал снег, кружа снежинками, опускаясь на площадь, падая над гостиным двором, комьями ложился на крыши домов. Снег таял в ладонях стоящей в очереди за баранками у гостиного двора ребятни. На пустую площадь «Свободы» и купола превращенного в общественную столовую храма. Кораблев прятал слезы, но они не прятались, катились с глаз учителя на пол. Он собрался с силами, не скрывая скорби, произнес.

– Товарищи, прошу минуту внимания. Вчера в городе, колыбели революции Ленинграде, в здании Смольного зверски убит Сергей Миронович Киров.

– Кто убил? – слышались крики с парт.

– Враги убили, контрреволюционеры. Я больше слов не нахожу. – с горечью говорил детям Кораблев.

– Тогда, товарищи, все на митинг, на площадь 25-го октября, со мной, прямо сейчас, – звал всех учитель.

У Вани сердце кровью облеклось.

– Ну и горе, Кирова убили, как нам теперь без него? На кого он нас оставил? Наш дорогой Миронович, прости за то, что мы тебя не сберегли, – шел по снегу и слышал причитание Николая Савельева Иван Надкин, идя по холодному снегу на площадь имени 25 октября, где должен состояться траурный митинг.