Дети Третьего рейха - [30]

– Наверное. Но если пофантазировать, если допустить, что ты сама могла бы тогда выбирать, с кем остаться, – как бы ты решила?

– О чем ты говоришь! Маму и бабушку я ни на кого никогда не променяла бы! Я до последнего буду на их стороне. Это единственный способ отблагодарить их за то, что они для меня сделали…

Эта формулировка Элизабет заставляет меня задуматься о том, что всё не так однозначно, как она хотела бы преподнести. Выбрать маму с бабушкой из чувства «благодарности», занять «их сторону», «не променять ни на кого». Какие-то лозунги, ей-богу! Слова, которые моя собеседница подбирает, и фразы, которые выплетает из них, не кажутся убедительными, и внутренне я почти уверена, что она миллион раз прокручивала у себя в голове альтернативную жизнь с отцом. Да, я уверена в этом.

– После развода, – продолжает Элизабет, – моя мама вместе со мной и своей мамой, Мари Клазар, решила уехать в Перу. О причинах такого выбора я знаю совсем немного. Мама с бабушкой сначала перебрались из Чехии в Австрию. Бабушка вообще не говорила по-немецки. Мама могла, но, к сожалению, работы там вообще не было. И тут она узнала о человеке, которого потом они между собой называли «друг», а я называла «дядя», я уже упоминала о нем. Так вот, была одна семья, люди, с которыми мама дружила. И как-то они позвонили ей, чтобы попрощаться, и сказали, что уезжают в Перу, что в Южной Америке есть работа. И мама, которой нечего было терять, – одинокая, без денег и работы, – решила, что тоже поедет. Так всё завертелось-закрутилось. «Дядя» вызвался помочь с переездом. Но, как я говорила, он умер на третий год нашего пребывания в Перу....

Отец в это время тоже пытался выжить в Германии и Австрии. Это, наверное, было ещё тяжелее. Фамилия Геринг, помимо прочих напастей, тянула его вниз: поначалу он занимался какими-то переводами с иностранных языков (подкидывали добрые люди), а потом дошло до того, что пришлось руками разгружать товарные составы – невообразимо! (Мне сразу вспомнились изящные руки Альберта – с тонкими кистями и длинными пальцами – на фотографиях, которые показывала Элизабет. – Т.Ф.) Он снова женился, на женщине, у которой они с мамой жили в свое время в Зальцбурге. Какая-то баронесса, у нее мои родители в 1947 году арендовали второй этаж дома. Сама баронесса жила на первом со своей дочерью, которая была чуть старше меня. Муж этой женщины (кстати, ровесницы моей мамы, тоже молодой и прекрасной) погиб на войне. Так вот, отец встретился с этой баронессой снова, уже после того, как развелся с моей матерью. Баронесса жила уже не в шикарном доме, а в какой-то маленький деревеньке. Вряд ли это была любовь – скорее, два уставших измученных человека пытались найти друг в друге поддержку и опору. Дочь баронессы звали Брунхильдой, и когда я была в Мюнхене, два года назад, мы с ней встретились. Я рассказала Брунхильде о себе, о том, как жила все эти годы, как мечтала увидеть отца: «Как так? Мы думали, что он поддерживает с тобой отношения. Мы были просто уверены в этом, ведь он же ездил к тебе в Южную Америку!»

– Как, – перебиваю я Элизабет, – он был здесь?!

– И был и не был, – отвечает она, скрывая улыбку, которая легкой рябью пробежала по губам реакцией на мое несдержанное любопытство. – У Альберта и Германа были две родные сестры: Ольга и Паула. Они обе любили маму и после войны поддерживали с ней связь: регулярно писали письма, присылали открытки. И как-то мама позвала меня, а я уже ходила в школу, и сказала: «Тети пишут, что твой папа собирается в Аргентину на заработки. Дела у него идут плохо, очень нужна работа. В общем, готовься: он будет поблизости и обязательно заедет к нам». Не могу сказать, что в тот момент я очень сильно обрадовалась. Дело в том, что как только мы приехали в Перу, с того самого момента мама постоянно заставляла меня писать письма папе. Я, признаться, иногда сопротивлялась – просто не понимала, что можно написать ему, чужому человеку? Мама помогала, часто подсказывала, что нужно писать: «Поприветствуй папу. Расскажи: я сегодня читала книгу или ходила в школу. Ну и что-нибудь интересное про Перу. И подпиши: буду рада получить от тебя письмо в ответ. Я люблю тебя. Думаю о тебе». Или так: «Поздравь его с днем рождения и пожелай всего самого лучшего». Эти мои письма были очень короткими – просто для того, чтобы обозначиться, шепнуть через океан: «Эй, папа, я есть на свете, я существую, я скучаю».

Каждый раз я спрашивала: «Мама, а почему он не отвечает? Не присылает денег, чтобы тебе помочь? Или хотя бы открытку?» Он вообще не заботился обо мне, что вызывало недоумение. Ведь я же единственный его ребенок!

В общем, лет в десять я закатила маме истерику: «Раз он так тебе нужен, пиши ему сама. Я больше не буду!» Конечно, я и не думала о том, что мама в своих мечтах видит меня в Европе, с хорошим образованием, в лучших условиях, чем тут, в Перу. Она понимала, что у меня есть склонность к языкам. «Ты можешь там остаться, выйти замуж в Европе», – так мама рисовала себе мое будущее. Но меня в Европе не ждали. К тому же, я считаю, что человек должен оставаться там, где ему лучше, а не там, где считается, что ему будет лучше. Тут, в Перу, мы обрели второй дом. А для меня он первый, потому что мне, когда мы приехали сюда, было шесть, и я прожила тут всю жизнь. Так я о чем?