Дети Третьего рейха - [194]
«Ширах, по его мнению, был чересчур властным и бестактным, и Роммель называл его просто – Dumme Junge – глупый мальчишка»>131.
В 1937 году Эрвин Роммель опубликовал свои военные дневники под названием «Пехота атакует», которые были высоко оценены и военными, и Адольфом Гитлером.
Манфред тяжело застонал и закрыл глаза: на секунду мне показалось, что его тяжелое дыхание вдруг оборвалось и он умер. Но живот его снова начал вздыматься. Через минуту он открыл глаза и вдруг сказал:
– Про Польшу… В 1939 году Гитлер и Сталин поделили Польшу, как известно. И войска обеих сторон вошли туда. Нужно сказать, что моя мать, Люсия-Мария, была родом из Польши, хотя она прекрасно говорила по-немецки. Я даже не знаю, владела ли она как следует своим родным языком, вряд ли… Так вот, у мамы были два кузена, жившие в Польше. Один был католическим священником, другой – офицером в кавалерии. Сразу после начала войны с Польшей мой отец, который тогда был генерал-майором и начальником штаб-квартиры фюрера, приехал и подтвердил, что является родственником этих двух кузенов, что их не надо трогать. Но спустя несколько дней обоих кузенов матери убили немецкие экстремисты. По этому поводу мой отец написал несколько писем большим начальникам, в частности рейхсфюреру СС Гиммлеру. И Гиммлер ответил отцу, что они, наверное, погибли из-за непогоды. Это было необычное утверждение. На самом деле это была типичная акция по ликвидации польской интеллигенции. Русские были нашими союзниками. Многие были рады этому обстоятельству. Но в верхах не было сердечной теплоты и дружеских чувств. Гитлер заговорил о войне с Россией в 1940 году, после Французской кампании.
– Присутствовал ли ваш отец на параде в честь взятия Польши?
– Вероятно, мой отец присутствовал там… Он же был высшим чиновником, который отвечал за организационные вопросы в штаб-квартире. Правда, в Польше он еще не командовал войсками… Но, будучи начальником штаб-квартиры фюрера, мой отец хорошо ладил с Гитлером, при этом избегая политических вопросов, – он был военным и не интересовался политикой, закрывая глаза на то, что происходит вокруг. Но я не оправдываю его, нет… Отец не сразу понял, что происходит, – если говорить об убийствах евреев, ведь при диктатуре возможны такие дела, о которых народ даже не догадывается. А у вас тоже было так, когда расстреляли польских офицеров, – СССР и Россия позже открещивались от Катыни, причем многие искренне не подозревали, что такое может быть. Так что слухи про массовые убийства евреев мало кто воспринимал серьезно. Хотя это ужасно. И если бы ты в конце тридцатых сказал, что, мол, у нас в Германии уничтожают людей, тебе бы возразили: «Зачем врешь, очерняя отечество? За такое ведь можно и в тюрьму».
В общем, Гитлер очень высоко ценил отца, всегда принимал его чрезвычайно приветливо. Геббельс также считал отца чрезвычайно эффективным человеком. Одно время мой отец был, согласно соцопросам, самым популярным генералом в Англии и в Америке.
Дело было так: в 1941 году Роммель, отдавая себе отчет, что поступает дерзко, попросил фюрера назначить его командиром танковой дивизии, не будучи танкистом, но Гитлер согласился и поручил ему командовать 7-й танковой дивизией. Но всему этому предшествовала вот какая история, записанная Хайнцем Вернером Шмидтом со слов самого Эрвина Роммеля:
«– Господин генерал, как вы познакомились с Гитлером?
Я навострил уши. Роммель откинулся на спинку сиденья и задумался. Потом предался воспоминаниям, что случалось с ним крайне редко.
– Я состоял при штаб-квартире фюрера, когда он впервые заметил меня. К тому времени я уже довольно долго служил здесь, эдакий незаметный подполковник на второстепенной должности, – сказал он. – Да, я был мелкой сошкой – нечто вроде коменданта лагеря, в котором располагалась штаб-квартира здесь, в Африке. Это означало, что я отвечал за транспорт, меры безопасности и другие скучные организационные материи.
И вот в День партии – очень хлопотный день – я получил приказ от Гитлера о том, что он хочет уехать на следующее утро в сопровождении шести машин, не более. Я должен был сделать так, чтобы к этому кортежу ни при каких условиях не присоединилась ни одна машина. Когда наступило утро и Гитлер собрался уезжать, я увидел, что площадь перед штаб-квартирой запружена автомобилями, в которых сидели министры, генералы, гауляйтеры и другие “птицы высокого полета”. Но я был готов к этому.
Когда автомобиль, в котором сидел Гитлер, уехал, я пропустил пять машин, потом встал на дороге и загородил путь шестой. Она остановилась, и я передал ее пассажиру, уж не помню, кто это был, кажется, какой-то министр, приказ Гитлера. Как же он разорался в ответ! Он вопил, что какой-то паршивый подполковник мешает ему, высокопоставленному лицу из окружения Гитлера, выполнять свои обязанности. Надутый осел!.. Гитлер в тот же вечер вызвал меня и вместо выговора выразил свою благодарность. Он не ожидал, что его приказ будет выполнен и что ему удастся уехать без “помех”. После этой встречи меня стали часто приглашать на вечерние беседы за столом Гитлера, где он разговаривал со мной о моей книге “Пехота атакует”, которую я написал после Первой мировой войны и которую он прочел с большим вниманием. После этого он, по-видимому, решил, что я толковый парень».
