Дети Спящего Ворона - [53]

Например, даже если представится такая возможность, Ашезир уже не сумеет лишить каудихо наследника, даже чужими руками не сумеет. По крайней мере, пока. А потом… видно будет: мало ли друзей становились смертельными врагами? Глядишь, Дикий первым покажет зубы, и тогда совесть Ашезира будет чиста…

Он выбрал великолепного буланого жеребца и подвел его к Виэльди. Так, теперь посмотреть в глаза, не отвернуться и не выдать смятения…

— Достославный рин-каудихо, окажи честь и прими этого коня. Я знаю, что по великим просторам Талмериды скачут куда более великие кони, они быстрее ветра и отважнее волков. Нашим лошадям до них…

Виэльди усмехнулся и тихо, почти шепотом сказал:

— Надо же. Я и не догадывался, что ты — сын императора.

Дикий не поддержал игру, и Ашезир растерялся, сердце замерло от волнения. Теперь вести витиевато-вежливую речь и дальше невозможно — это будет не только глупо, но и до неприличия трусливо.

Он улыбнулся бывшему приятелю и спасителю и пробормотал:

— Так ведь и я не догадывался, что ты — сын каудихо…

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом на лице Виэльди отчего-то промелькнуло смущение, и он сказал:

— Моя сестра… Данеска. Она мне дорога. Не обижай ее, даже если она будет… неласкова. Она ничего не видела, кроме родной степи, ей понадобится время, чтобы привыкнуть. К тебе, к Империи, к здешним нравам…

— Конечно, я понимаю… И в мыслях не было ее обижать.

Виэльди кивнул, снова улыбнулся и наконец вскочил в седло.

Скоро процессия потянулась ко дворцу, где мать-императрица уже поджидала гостей и будущую невестку.

Подразумевалось, что за день талмериды отдохнут после долгого пути, смоют с себя соль моря и пота, согреются возле жарко натопленных каминов, а вечером, на закате, каудихо с детьми и приближенными воинами явится на пир. Потому торжество приготовили сильно заранее, зато сейчас можно было ни о чем не беспокоиться.

В назначенный час столы уже ломились от яств: запеченные гуси соседствовали с жареными молочными поросятами и сочной олениной, яблоки и сдобные булки лежали в ажурных соломенных корзинках, а в серебряных кувшинах плескалось вино. Музыканты и танцовщицы стояли вдоль стен, готовые по первому требованию ударить по струнам арфы или закружиться в танце.

Андио Каммейру Ашезир усадил по правую руку от себя, по левую же сидела матушка, а рядом с ней — Виэльди: бывшему другу лучше поменьше слышать, что и как Ашезир станет говорить его отцу.

Поразмыслив, он решил, что вместо глупости можно изобразить восхищение воинственностью и смелостью талмеридов, бескрайностью их степей, красотой тамошних дев и самим каудихо. Заодно можно невзначай намекнуть, что вместо своего отца он хотел бы иметь такого, как Андио Каммейра. Главное, сделать это осторожно, а потом разыграть смущение и начать оправдываться, объяснять, будто не то имел в виду, иначе каудихо воспримет все не как наивную восторженность, а как лицемерие и хитрость — и будет прав.

Жаль, будущая жена на пир не явилась — она якобы измотана морской болезнью, — а то можно было бы бросать на нее взгляды, полные обожания. Впрочем, это он успеет сделать завтра…

Но как бы с обычных вежливых речей перейти на нужный разговор?

Каудихо, сам того не подозревая, помог ему:

— Не обижайся на мою дочь, принц. Она почти всю дорогу не спала из-за качки и сейчас просто не способна подняться с ложа.

— О, мне кажется, твоей дочери я все прощу! Конечно, я наслышан о красоте талмеридок, но никогда не думал, что они настолько… — он отвел глаза, будто смутился, затем продолжил: — В этих пасмурных землях, среди серых домов и бледных людей она кажется самим воплощением тепла и солнца. Как, впрочем, и все вы… Хотел бы я побывать в Талмериде, — Ашезир вздохнул и уставился вдаль как можно более мечтательным взглядом. Потом встряхнулся и спросил: — Я же смогу как-нибудь приехать? Заодно ты свою дочь повидаешь.

— Конечно… — протянул каудихо и прищурился: Ашезиру показалось, что с недоверием. — Я буду только рад, как и она.

— Честно говоря, я хочу приехать еще и для того, чтобы повидать Виэльди… — Андио Каммейра промолчал, лишь вопросительно приподнял брови, и Ашезир с готовностью пояснил: — Мы с ним, как выяснилось, знакомы. Более того — он был мне другом. Там, в горном лагере, он сначала спас меня, а потом все время помогал. Никто не был ко мне так добр, как он, никто. Даже от родного отца я до сих пор вижу и слышу одни… — Ашезир осекся, а через миг быстро и немного сбивчиво заговорил: — То есть отец все делает правильно, воспитывая меня в строгости, за это я очень его люблю и уважаю. Ведь как еще воспитывать будущего правителя?

— Строгость не бывает лишней, — согласился Каммейра, но его мысли, кажется, блуждали где-то далеко. — Я не знал, что ты, принц, был в горном лагере…

— Да, это держалось в тайне.

— Почему же?

Замечательно, что он задал этот вопрос!

— Божественный сказал: либо из тебя там сделают настоящего воина, либо ты там умрешь. В общем, он предоставил меня воле великого Гшарха и моей собственной удаче. Если бы я вдруг умер, отец не хотел, чтобы подданные узнали, как именно и где.