Дети разлуки - [92]
– Как он?
– Хорошо.
– Можно мне поговорить с ним?
– Что ты можешь ему сказать? Если бы это было что-то важное, ты не ждал бы шесть лет!
– Не злись на меня.
– Я не злюсь, я просто разочарована.
– Мы можем встретиться, если хочешь, и попробовать все исправить.
– Микаэль, честно говоря, мы с тобой так далеки друг от друга, что единственное, что мы можем сказать, так это: «Счастливой Пасхи!» – И она повесила трубку.
– И ты больше не перезвонил? – спросил Эмиль с ноткой удивления и негодования.
Микаэль молчал.
– Никогда больше не звонил?
– Нет, – ответил тот, покачав головой.
Они молча стали изучать меню.
Прошло несколько минут, может, четверть часа, когда Азнавур, глянув в окно, шепнул:
– Вижу машину, которая паркуется здесь. – Он подался вперед, вытаращив глаза. – Это он, – сказал взволнованно. – Имей в виду, ты должен очаровать его, как только ты умеешь. Биг Лучано сомневается насчет подлинности дела, он только слышал о колледже и все. Ты должен его убедить. Было бы проще, если бы он спел в каком-нибудь учреждении или в фонде, а не в частном доме, но Роз не хотела слушать возражений. Да ты уже понял, какая она. У нее такая тонкая манера дать тебе понять: или так, или никак. Она просто прижала нас к стенке, Дом и меня.
Микаэль как раз собирался сказать «мне жаль», как Азнавур вскочил и воскликнул:
– Лучано, как я рад тебя снова видеть!
Великий тенор раскрыл объятия другу.
– Это Микаэль, – сразу представил Эмиль.
Все трое сели за стол и стали разговаривать о том о сем, особенно об опере и великих исполнителях.
В какой-то момент певец воскликнул:
– Вы, армяне, невыносимы, говорите на всех языках мира, а на итальянском лучше меня!
– Это все заслуга колледжа.
– Кстати, я хотел пару слов сказать об этой школе, – начал Микаэль.
– Я уже все знаю, его жена прочитала мне лекцию, – рассмеялся тенор, обращаясь к Эмилю. – Лучше поговорим о том, что будем делать. Дом сказала мне, что ты поешь и прекрасно играешь на фортепиано.
– Она мне польстила.
– Недавно я слышал один опус вашего религиозного композитора, Комитаса, если не ошибаюсь. Прекрасный хорал, Питер Гэбриэл хочет использовать его в фильме.
– «Дле Яман», все играется на дудуке?
– Точно, как там?
Микаэль смущенно запел первую строчку: «Дле Яман арев дибав Масис сарин».
– Прекрасно, – обрадовался тенор. – Можем спеть вместе, по строчке на каждого.
Микаэль быстро взглянул на Азнавура, который согласно кивнул.
– Отличная идея, Лучано! Мне кажется, гениально, правда, Микаэль?
– Конечно.
– Вы готовы заказывать? – спросил их официант елейным голосом.
– Что здесь подают? – спросил Лучано.
– Самый вкусный в мире луковый суп, – посоветовал Азнавур.
– Совершенно верно, вы можете попробовать просто суп или суп с жареными сухарями, – сказал официант, приложив шариковую ручку к губам.
– Но я на диете, – пробормотал тенор.
Официант сделал вид, что хмурится.
– Жаль. Что же тогда?
– И тогда я возьму… с жареными сухарями, – взорвался тенор типичным для эмильянцев[74] заразительным смехом, к которому присоединились и все остальные.
– Госпожа, хотите, чтобы я убрала сейчас фотографии с полок?
Лина, молодая молдавская домработница, повернулась с тряпкой в руке.
Роз задумалась на секунду.
– Нет, оставь их там, просто убери в других комнатах.
Basement, или по-другому полуподвал роскошного коттеджа Бедикянов, на самом деле был самым настоящим этажом, во всех смыслах. Огромное помещение, из которого можно было попасть в апартаменты для гостей, в крытый стеклянной крышей бассейн и в health spa с хаммамом и сауной.
Роз спустилась туда, чтобы проверить, как идет уборка дома. Она всегда так делала, когда рано возвращалась с работы, не потому что не доверяла домработнице, напротив, скорее потому, что та совала нос куда не следует. Basement был единственным местом, где она чувствовала себя не в своей тарелке: там хранилось много вещей, которые напоминали ей о несчастливом прошлом.
Часто она думала, что Акоп прав: она не должна была оставлять на виду ничего, что напоминало бы о том времени. Но она была упрямая женщина и не послушалась назло мужу. А он просто хотел сложить все в коробки и убрать с глаз долой, потому что эти вещи теребили ее и без того израненную душу. Может быть, со временем она и свыклась бы.
Когда Лина ушла, Роз приблизилась к шкафам и стала рассматривать фотографии в серебряных рамках, и хотя они были расставлены очень аккуратно, она все-таки поправила несколько, слегка коснувшись их пальцами. Кроме пары более-менее современных, это были в основном старые фото ее матери, брата и ее собственные, когда она была маленькая.
Фотографий отца не было.
«В сущности, никто из нас так и не меняется и остается все тем же ребенком, каким был, даже если теперь вырос», – подумала она, разглядывая фотографии.
Она протянула руку и взяла одну из первого ряда. На ней мать с изможденным лицом и затуманенным взглядом, с золотыми вставными зубами, улыбалась ей с плохо скрываемой грустью.
– Мама, я спасена, посмотри на меня, – шепнула она, коснувшись на портрете черного пятнышка, шрама на левой ноздре.
Сердце ее бешено забилось, кровь пульсировала в висках. Ей захотелось бросить фотографию на пол, топтать ее до полного уничтожения, но вместо этого она с завидным спокойствием аккуратно поставила ее на место и затем, упорно желая причинить себе боль, взяла другую. Это была единственная сохранившаяся дорогая ей фотография любимого брата: на ней он был подростком, обнимал ее, еще совсем маленькую девочку, и целовал в щеку. На заднем плане виднелась громада монумента Родина-Мать
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.