Дети разлуки - [93]
На снимке запечатлелись нежность, любовь и, главное, счастье. Время не могло сгладить их, разрушить или обезличить.
Ее охватило сильное волнение, и она упала в кресло как подкошенная, не чувствуя под собой ног. Не зная, как избавиться от тревожного состояния, она открыла первый ящичек стола и бросила в него фотографию. Та упала с легким стуком, стекло треснуло, и трещина пересекла их радостные улыбающиеся лица, повредив это выражение вечного блаженства.
Роз вскочила и снова взяла в руки фотографию с видом девочки, которая только что сильно сглупила. Она провела по трещине дрожащим пальцем, надеясь, что какое-то чудо исправит ее ошибку.
– Мама! – где-то в доме позвал звонкий голос Тороса, ее любимчика.
Она тут же пришла в себя, сделала глубокий вздох и поднялась.
– Иду! – крикнула она, поставив фотографию на место.
– Я тебя очень люблю.
– Опять? – Матиас фыркнул.
– Никогда не забывай этого.
– Папа, мне нужно заниматься! – Юноша поднял голову над письменным столом и посмотрел на своего отца, прислонившегося к стояку двери.
– И никогда не сомневайся в этом, – добавил Эмиль, не обращая внимания на раздражение сына. Казалось, ему нужно было сообщить сыну что-то очень важное. – Ты меня слышал? Никогда, – повторил он. – Даже если, как говорится, ты не моя кровь, ты… душа моей души, – закончил он, и глаза его увлажнились.
Матиас молча смотрел на отца, стараясь понять глубинный смысл этих слов.
– Почему ты говоришь мне об этом именно сейчас?
– Потому что нам вечно не хватает времени и потому что говорить об этом никогда не поздно. Я просто сказал тебе, и все.
Матиас задумался, запустив пятерню в кудряшки, ниспадавшие ему на лоб.
– Тогда докажи! – воскликнул он наконец, весь зардевшись. – Пусти меня на концерт в пятницу.
Эмиль вздохнул.
– Я знал, что этим все кончится, – пробормотал он. – Посмотрим, но я ничего тебе не обещаю, – добавил он, повернувшись, чтобы уйти.
– Папа! – окликнул его Матиас, бросившись к нему и обняв за шею. Последний раз он делал это, когда был ребенком.
Отец прижал его к себе так сильно, как только мог.
Он плакал, глупец этакий среднего возраста, слишком легко поддающийся эмоциям. Да, он плакал. К счастью, Ромео, крутясь у них под ногами, подпрыгивал и лаял так громко, что за шумом не было слышно его всхлипываний.
Пес ревновал. Никто не смел красть у него любовь хозяина.
Только он был его любимчиком.
Сидя за туалетным столиком, Роз рассматривала свое лицо под разными углами.
В эту пятницу она не пошла в офис: хотела подготовиться к приему и особенно заняться собой – она должна была выглядеть потрясающе.
Она, как всегда, рано встала и позавтракала с мужем и детьми. Пока фирма-кейтеринг, нанятая ею для обслуживания гостей, уже наполняла кухню разными коробками, тележками и всей необходимой утварью, она отвезла детей в школу на своей машине. Как это часто случалось, спускаясь с холма и делая виражи на всех двенадцати поворотах, она испытывала гордость и удовлетворение.
Это был Форест Хиллс, ее квартал, престижный квартал, квартал тех, кто высоко поднялся по социальной лестнице.
– Я отправлю за вами Ленни, – сказала она детям, имея в виду водителя, пока они выбирались из машины. Дети хлопнули дверцами и побежали к величественному каменному зданию, в котором размещалась школа.
Когда она вернулась домой, ей пришлось отвечать на многочисленные вопросы прислуги.
– Госпожа, желаете мусс или запеканку с семгой?
– Сколько столов поставить под навесом?
– Под каким соусом подавать клешни королевских крабов?
– Будем накрывать по периметру бассейна тоже? Желаете подогрев?
– Какие фужеры для шампанского?
– Добавить бразильские орехи в хлеб нашей выпечки?
Роз отвечала всем, заботясь о каждой, даже самой ничтожной мелочи, вплоть до указаний, на каком расстоянии друг от друга должны стоять тарелки, каким шрифтом печатать фамилии участников приема на карточках для стола и куда сажать каждого известного гостя.
– Никогда не сажайте рядом двух политиков или, того хуже, двух красивых женщин, – шутила она.
В какой-то момент шеф-повар послал за ней, чтобы решить срочный вопрос у плиты. Роз уже входила в кухню, когда рассеянный официант смахнул бутылку шабли и она разбилась, оросив все вокруг стеклянными и винными брызгами.
Роз вздрогнула и тут же взорвалась, крича и оскорбляя официанта, явно не справляясь с неконтролируемой яростью, слишком преувеличенной для такого банального инцидента. Потом она все-таки успокоилась и в некотором роде извинилась.
– Ладно, забудем. Ничего страшного, возвращайтесь к работе, – сказала она самым спокойным тоном, на какой была способна в тот момент. Потом быстро прошла в свою комнату и, взяв трубку, по памяти набрала номер.
– Артур? – спросила она. – Я должна тебя видеть. Сейчас!
Затем села в машину и помчалась в центр города, нервно крутя руль дрожащими руками. Она бросила машину в запрещенном для стоянки месте, напротив небоскреба в форме обелиска, влетела в холл, затем в лифт, поднялась на пятьдесят четвертый этаж и постучала в дверь.
– Роз, ты уже здесь? – удивился Артур, открыв ей.
Причудливый калейдоскоп, все грани которого поворачиваются к читателю под разными углами и в итоге собираются в удивительный роман о памяти, восприятии и цикличности истории. 1988 год. Молодой историк Сол Адлер собирается в ГДР. Незадолго до отъезда на пешеходном переходе Эбби-роуд его едва не сбивает автомобиль. Не придав этому значения, он спешит на встречу со своей подружкой, чтобы воссоздать знаменитый снимок с обложки «Битлз», но несостоявшаяся авария запустит цепочку событий, которым на первый взгляд сложно найти объяснение – они будто противоречат друг другу и происходят не в свое время. Почему подружка Сола так бесцеремонно выставила его за дверь? На самом ли деле его немецкий переводчик – агент Штази или же он сам – жертва слежки? Зачем он носит в пиджаке игрушечный деревянный поезд и при чем тут ананасы?
Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.